Совпав случайно с сорок пятым годом,И местностью вблизи Кавказских гор,Я был рождён себе наперекор,Тем самым подписавши договорЦвести и петь в народе, и с народом.Всем опытам предпочитаю свой.Уж коль мы все обузу эту носим,Кто вверх, кто вбок, кто книзу головой…Я побожусь, что я, пока живой,Хотя Костюшко, 98,Не слишком прочный кров над головой.
Благослови, земля, свои стада!
…О жизнь моя, пристроенный гараж,Казарменное блочное паскудство,Где ненависть привычней чая с блюдца,По той причине, что имеет стаж.Благослови, Земля, свои стада:Худых овец двадцатого столетья,Мильонного по счёту коммунизма,Машин, ТэВэ, гриппозных новостроек,Овец,
из коих каждая паршиваПо своему, и я меж них – втройне,Чем и горжусь……О, вопреки всем бредням,Душа не ложь, хоть ей подчинена,Хотя моя железная странаВ обычные глухие временаНе верит ни слезам, и ни обедням,Ни даже телу собственному. В среднем,Она скорей сурова, чем нежна.Ах, зыбкий, лёгкий, призрачный рассвет,Тот самый, что высвечивал героев,Но в Купчино, в районе новостроек,Его не видно…Всемогущий Бог!Бог турок и славян, и Вы, Конфуций,Вы, Моисей и Вы, Исус Христос,Творцы легенд, учений, конституцийИ собственных судеб, взгляните: бос.Да, бос и наг.Да, бос, и наг, и злобен.Без тени благодарности за вашПосильный вклад. Когда б не антураж,Он был бы смерти медленной подобен!Живу один, радетели, без вас!…О, жизнь моя, когда б один лишь часЯ слышать мог Вселенной звон хрустальный,Свободу пить, как воду из ручья,Топтать траву, не спрашивая, чья,Не чтить вождей, привычно гениальных,Я б чтил тебя…6Я мог бы чтить тебя,Когда бы здесь, в последнем этом Риме,Знал не людей, а поле, речку, лес…Когда Любовь спускается с небес,ТоНенависть —её земное имя.
«Вот так – хранителем ворот…»
Вот так – хранителем ворот,От зимней матросни —Не ко дворцу, наоборот,Но к площади усни.На зов, где вздыблен мотылёк,И осенён в крестах,И где ладонь под козырёкНам праздник приберёг.Где неги под ногой торецПокачивает плеть,Пожатье плеч во весь дворец,И синей школы медь.Усни не враз, качни кивком,Перемешай огни,И валидол под языкомНа память застегни.Всё то, что плечи книзу гнёт,Всё то, что вяжет рот,Легко торец перевернёт,И в память переврёт.Не нашим перьям перешитьУснувшей школы медь,Но надо помнить, надо жить,И надо петь уметь.Лети на фоне кирпича,Не знающий удил!Ты много нефти накачал,И желчью расцветил,Чтоб я, у ворота ворот,Терпя небес плевок,Примерил множество гаррот,Но горло уберёг.
Обухово
Обухово, на кладбищах твоихЯ буду ждать суда, покоя, мира.Кресты и звёзды, точно души мёртвых,Разделены дорожным полотном,И в небе правит полукровка ворон.Два гноя в нём текут, он сыт и пьян.В чужих гробах лежит моя душа,И сквозь гнилые доски прорастает.Её глаза – кресты, берёзы, липы,Простой цветок, и драгоценный мрамор.Безмолвный или с надписью короткойНа клинописном языке иврит.Два кладбища лежат в душе моей,Уже не разделённые дорогой.И нет уже «направо» и «налево»,Не существует чисел, направлений,А только почва… Почва и судьба.Как просто жить на свете фаталистам,Как в самом деле просто, Боже мой!Сойти вот так однажды с электрички,И, пристально взглянув по сторонам,Вдруг осознать … легко и беспощадно,Что ничего другого не осталось,Как только ждать суда, покоя, мира,Обухово, на кладбищах твоих.
«Из дома в холодную осень…»
Из дома в холодную осень.Я вышел в серьезности лет.С тех пор меня улица носит,Уронит, поднимет и спросит:«А где твой, товарищ, билет?»Насыплет железных конфет.Холстом, одичавшим без рамки,Под крышами бродят дома.И сходят старухи с ума.И в чреве беременной мамкиГотовится детям сума,Закат с тополями, тюрьма.Побед триумфальные аркиНа густо настоянной лжи.Грядущих эпох миражи.Недавних времён перестаркиЦерквей восковые огарки.Ночных подворотен ножи.Бежать бы от этих кошмаров,От сердца, от правой руки…Ночные бормочут звонки,О страхах припомнивши старых…Бессонная одурь бульваров,Тоска да пивные ларьки.
«Какая, Господи, чума…»
Какая, Господи, чумаКо мне нагрянула в июле,Под привкус голода в кастрюле,Чаи и классиков тома.Четыре бережных цветка,Как выцветшие флаги поля,И в небе памяти – без боли —Печаль и горечь с молотка.И, напирая на низы,Который акт пошлейшей драмы,Где смуглоты случайной дамы,Как подновлённые азы.А наслажденьем для умаИгривый возглас: «С лёгким паром!»И время тянется не даром,Недаром, даром, задарма.
Два стихотворения памяти Мандельштама
1
Как Приамид среди ахеянНа все века и времена —Душа зарытая, ПсихеяПоэта, бога, болтуна.Певцам: скворец не по сезону,Когда сезоном динамит.Как испокон, как Рим Назону,Россия мстит… Россия мститПевцам: могильными червями,Зрачком ружейного стволаВ тридцать любом… Другие – самиИз под замка, из под крыла,Чтоб отыграть своё на нерве,Играя на износ с листа,Где жизнь – всего лишь дробь в резерве,Да так и в смерти – без креста.Могила – та же заграница,Почти Троянская Коза.И можносмертью заразитьсяЧерез убитые глаза.
2
В цветах по пояс утопая,Чудную дудочку неся,Проходит девочка слепая,Неловко пальчиком грозя.Идёт широкими дубами.Ах вы, дубочки – дерева!Идёт, кривляется губами,Но отчего-то нежива.Играла песенку недавно,А нынче дудочки мертвей…Осина, лиственница, Дафна,Бог, человечек, муравей.Лесок – свирельная малинкаДа муравейник по весне.Петляет узкая тропинка,Рыдает девочка во сне.И набухает над вискамиБольного века духота,Где в слове чувствуется камень,Вот только девочка – не та.Такой забывчивый палачик,Услужливая невпопад,На небо жалуется, плача,А в небе ласточки летят.И дудочка тростинкой вещей,Летит по зреющим цветамТуда, где кормят по часам,И плачет камень, овдовевший,С тех пор, как умер Мандельштам.
«В том месте снов и тишины…»
В том месте снов и тишины,Где я болтался горстью чётокВ тени костёла, и в холодныйЛюбил смотреться монастырь,И католическим старухамДарил копейки от души.Грибами пахло и чужбиной.Но приезжали в гости к намВысокие и свадебные гости,И я летел за ними на коленяхПо скользкому от близкой крови полу,И непонятных звуков языкаЛовил стихи, и радовался жизни.Как я был счастлив в этом октябре! —В прозрачном холоде, над Неманом серьёзным,И у хозяйки доброй на дворе,Где яблоки росли, и ночью звёзднойКричал петух, и жук звучал в коре.Где звонкие я складывал дроваДля пасти однотрубного органаС окаменевшей глиною на швах,Где у соседки древнее сопраноСветлело, как лучина в головах.Где я два дня Вергилия читал,И пас быков, и птичье слушал пенье,И узнавал счастливое уменьеЛесную тишину читать с листа.Где я забыл, что значит пустота.Где я обрёл и вынянчил терпеньеДля зоркости, для доли, для судьбыСтрадать и петь с тростинкой у губы,Которой вкус труда и смерти равно впору,Где я слова по-новому чертил,А монастырь густел, венчая гору,И серп луны меж избами всходил.
Стихи городской реке
Водопроводная водареки Фонтанки узкогрудойСлепая лодочка – причуда,зелёным крашены бортаПлыви туда, плыви сюдаМихайловского красной хордойИ Летним Садом возле горла украшена реки водаА берег, как ни назови – уже два века просто Город,Чья сущность – мгла в стенах соборародного Храма на кровиНо это сбоку,хоть и суть,но побоку такие сути.И независимым до жути виси у речки на носуИ в волнах пальцы омочив,в цветах вчерашнего какао,Увидишь частности составаиз потакровии мочи
