Избранные труды по психолингвистике
Шрифт:
– Эй, постойте, – крикнул Карш.
Синий бистёныш остановился на лестнице.
– Зулли? Верно?
– Зурри, – поправил бистеныш. – Сиола ещё не все буквы освоила. Но для вас я Азуррит Тирруза Первый.
– Ясно, Зурри… Азуррит Тирруза Первый, будь добр избавь меня от ноши, – Карш поднял руки, в которых держал свёртки, и кивнул на прилаженный к поясу мешок. – Кажется, вы знаете, что с этим делать.
Зурри недоверчиво прищурился, втянул воздух широким носом и вздёрнул огромные уши:
– Конфеты? – не
– Конфеты! – радостно подхватили остальные дети и, толкаясь, побежали к Каршу.
И караванщик мог поклясться, что мелких крамкиннов стало в три раза больше, чем было!
– Никаких конфет перед обедом! – голос, строгий и властный, заполнил каждый уголок первого этажа. – Кто тут у нас?
Синий маленький бист, вздохнув, закрыл мешок, и вся детвора, не сговариваясь, эхом выпустила разочарованный вздох.
– Подержи-ка, – караванщик всучил Зурри перевязанную бумагу, и зашептал: – Брось где-нибудь.
Зурри покрутил головой и передал свёрток толстяку, тот – ещё кому-то. Но Каршу было некогда следить, куда уплыл подарок Стуриона. Он старался освободить цветок от ткани.
По коридору раздались шаги, и в холл вошла аллати, на ходу вытирая руки о полотенце и поправляя толстую косу. Оглядев тхару в окружении детей, женщина нахмурилась, но тут же на её лице заиграла улыбка, стоило ей узнать Карша.
Зурри быстро всунул в свободную руку караванщика мешок сладостей.
– Привет, Уна, – Карш пытался спрятать сдёрнутую с цветка тряпку, но отрез всё никак не хотел залезать в карман. Да ещё этот мешок со сладостями мешался. – Спаси меня от своего войска.
– Ах ты, бродяга! – дети расступились, Уна подошла к Каршу так близко, что он ощутил запах ванили и гвоздики. – Ну-ка отдай конфеты детям и обними же меня, песчаный ты пёс.
– Но ты сама сказала – никаких конфет… – Карш умел укрощать гваров, но не крамкинов.
– Знаешь главное правило этого дома? – промурлыкала Уна, опасно сверкнув глазами. – Никогда не спорить со мной!
Аллати обернулась и прошептала мелким крамкинам:
– Давайте обчистим этого караванщика! Хватайте конфеты!
Дети захихикали, выдернули мешочек из рук Карша и побежали наверх, шлёпая босыми ногами по лестнице.
– Зурри, стол накрыт. Проследи, чтобы все поужинали, получили конфеты и отправились спать, – крикнула Уна вдогонку.
– Слушаюсь, Мамауна, – донеслось еле слышно.
– Ты растишь настоящих ваймар! – Карш ухватил девушку за талию и притянул к себе. – Не приют, а обитель зла!
– Ох, – наигранно выдохнула Уна, прижимая руку к груди. – Меня за это накажут?
– Непременно! Этим вечером самая красивая девушка Аббарра будет заключена под стражу!
– Одним крайне привлекательным караванщиком?
– Это тебе, моя северяночка. – Колба с цветком холодила пальцы, и Карш хотел поскорее от неё избавиться, чтобы обеими руками обнимать ту, ради которой он был готов даже на время забыть пески Мэй.
– Какая прелесть, – аллати выскользнула из объятий и восторженно посмотрела на белоснежный цветок. – Неужели силурийские лилии расцвели в самом сердце Мэй?
Не отрывая глаз от лепестков, Уна взяла Карша за руку, переплетая свои пальцы с его.
– Моя северная богиня краше любых цветов, – Карш заправил выбившийся локон за ухо девушки.
– Позже ты расскажешь мне эту историю. А пока обними меня крепче.
Все три кварты детских кроваток были пусты. Одеяльца с них, сложенные треугольниками, как деревня шалашей, выстроились на полу. В каждом конвертике – по ребёнку, а в центре собрания – синий бистёныш. Свет выключен. Ночь заглядывает в окно, и лишь тусклый свет лампы подсвечивает самоцветы сладостей. Истинное сокровище! Вот только никто из детей не только не пытался их забрать, не старался стать главным «делильщиком», ни один даже не смотрел на них. Хоть все рты и были полны слюней от предвкушения, но все головы были подняты к потолку, и две дюжины глаз всматривались в темноту.
Сверху доносился смех, вздохи и скрип.
– А нам Мамауна не разхрешает прыгхать на кровати, – с досадой сказал толстяк.
– Особенно вдвоём, – поддакнул малыш с кожей чёрной как ночь и крохотными круглыми ушками.
Скрип кровати усилился так, что с потолка на детей посыпались пыль и кусочки штукатурки.
– Может, это как та жидкость в зелёной бутылке? – неуверенно сказал Зурри. – Только для взрослых.
– Гхадкая гхадкость, – фыркнул толстяк. – Зхря я тогда тебя послухал…
– Зулли, тавай конфеты деить! – поджала губки Сиола и посмотрела на друга огромными изумрудными глазами.
Все дети мигом переключили внимание на разноцветные шарики сладостей и сосредоточились на более важных делах, чем скрип кровати и пыль с потолка.
– Вот теперь можно и истории твои послушать, – Гаруна откинулась на подушку.
– А наши разговоры не потревожат твоих воспитанников?
– Мы шёпотом, – улыбнулась аллати. – Они не услышат больше, чем уже слышали.
– Как это безответственно – оставлять малышей без присмотра, Вэлла Маан.
– Это всего лишь приют, существующий на пожертвования добрых граждан, – засмеялась Маан. – А я всего лишь тхару.
– Иногда мне кажется, что твоя башня – это неучтённая копия башни Силы, в которой что-то поломалось и сюда ссылают только самых опасных крамкинов, но присматривает за ними самая прекрасная жрица башни Син.
– В чём-то ты прав, – серьёзно ответила Гаруна. – Многие уходят отсюда, так никогда и не узнав настоящей семьи. А некоторые приходят, пройдя через такое, что вздрогнул бы сам Гаар.