Избранные труды по психолингвистике
Шрифт:
О Мараге он подумает после, а пока время смыть песок, навестить старых друзей и ту, которой было отдано его настоящее сердце.
Караванщик словно переродился. Из моолонга, нацеплявшего на себя песок всех уголков Мэйтару, он вновь стал обычным тхару. Одежда пахла свежестью и мятой, ящик холодовика приятно морозил плечо, лучи новорождённого Орта льнули к щеке, как котёнок шаати.
Карш с удовольствием мерил улицы Аббарра широкими, уверенными шагами. Он любил этот прекрасный город, полный грехов и благодатей. Если бы кто-то спросил его,
Огненный небесный бог уже просыпался. Золотой котёнок шаати выпускал коготки. Час-другой, и он расправит крылья, устремится в лазурную высь, раскаляя воздух и плавя песок. А пока этого не произошло, Карш с удовольствием вдыхал ночную свежесть полной грудью. Говорят, Аббарр просыпается с первым ночным караваном. Но Карш знал – этот город не спит никогда!
Пара квартов, и вот он на месте. Вариол Карш – погонщик гваров, караванщик золотых песков, прирождённый тхару Юга остановился у лавки своего давнего друга. Ничего не меняется: прилавки начищены и выставлены, дверь открыта, тёплый свет лампы струится через ленты бусин занавески. Карш различил знакомый силуэт, склонившейся над столом.
Караванщик стукнул дважды по деревянной резной панели и, не дожидаясь ответа, нырнул внутрь. Бусины зашелестели, обнимая гостя тонкими разноцветными змейками.
Белобородый пожилой бист оторвал взгляд от бумаг и посмотрел на нежданного гостя. Морщины лучиками расползлись от глаз, и он тепло улыбнулся.
– С возвращением, Вариол, – бист поднялся и достал с полки две кружки. – Мятной лимры или в этот раз чего покрепче?
– Лимра будет в самый раз, Вэл Стурион, – мало кто на земле Мэй звал его первым именем. Лишь самые близкие. От этого ощущение «дома» усилилось, обволокло уютом, словно возвращая в прошлое.
Стурион жестом пригласил гостя к столу, поставил медный кувшинчик-харн на огонь, смешал травы и порошки, наполняя комнату знакомым ароматом.
– Я озадачился, не увидев твоего паренька сегодня, – Вариол сел, поставив ящик на свободный стул.
– Неужели я остался без чавуки? – рассмеялся Стурион, помешивая закипающую лимру.
– Куфы б сгрызли мои рога, если б я это позволил!
Стурион улыбнулся:
– Хорошо, что до этого не дошло, – Старик снял харн с огня. – И хотя у тебя нет рогов, но я помню парнишку, вышедшего из Энхар, превратившегося в мужчину, покорившего Мэй. Ты всегда был своим, даже более того. Ты вытесан из белого камня гор, но в то же время впитываешь знания и умения, как песок воду. Ты истинный бист, Вариол, – Стурион лукаво улыбнулся. – Даже если бы и забыл чавуки для старика.
Карш рассмеялся, пододвинул свою кружку и, как много лет назад, с замиранием смотрел, как льётся ароматная вязкая жидкость. Отчего-то в руках старика она становилась волшебным эликсиром из сказок.
Стурион наполнил кружки и взглянул на ящик. Карш перехватил взгляд и кивнул на подарок:
– Я не забыл. Специально для тебя, свежего урожая. А вяленые доставят Мараг и свита Ворни.
Стурион щёлкнул замком и поднял крышку. Из ящика пахнуло морозцем – тонкие пластины холодовика лучше всего сохраняли сочные фрукты. Идеальные, глянцево-синие красавицы чавуки играли бликами лампы, как драгоценные камни.
Карш смотрел, как старик коснулся одного из плодов, мазнул смолянистый налёт, растёр в пальцах и, зажмурившись, втянул запах сокровищ Азура. Вариол готов был поклясться, что сейчас в памяти торговца кружат лепестки цветущего оазиса.
– Ещё живые и дышат, – тихо проговорил Стурион. – Я ощущаю терпкий запах чёрных ветвей. Спасибо тебе, Вариол!
– Это не всё, – хитро подмигнул Карш. – Я помню, как отец рассказывал, что вы оба родом из Азура…
– Да, будет покоен его путь на той стороне мира.
– И легки барханы Вневременья, – Карш тронул рукой рубаху на груди, под тканью которой висел талисман, что впитывал тепло тела.
Повисла мимолётная тишина. Мужчины смотрели сквозь время в прошлое, и каждый видел своё.
– Я наконец-то нашёл его, Вэл Сту, – прогнал нахлынувшую тоску Карш и расстегнул поясную сумку. – Еле утерпел, чтобы довезти в целости.
Карш размотал тонкую материю, бережно достал стеклянную склянку и пододвинул к Стуриону.
– Не может быть, – глаза старика предательски заблестели.
На столе стояла пузатая баночка. За толстым стеклом искрилась жидкая синяя драгоценность пустыни – нектар Азура: мёд чавуки.
– Смелее, – Карш пододвинул баночку ближе к старику и сделал вид, что не заметил, как тот смахнул слезу.
Рука Стуриона предательски дрожала, когда он открывал крышку. Осторожно зачерпнув кончиком ложечки мёд, он вдохнул терпкую сладость.
– Спасибо, сынок, – переполненный чувствами и воспоминаниями, проговорил Стурион.
Карш на мгновение превратился в ребёнка, сердце сжалось от воспоминаний и кольнуло от запрятанной глубоко, но не забытой боли.
– Расскажи мне о нём, – кивнул на мёд Карш. – Но оба поняли, что спрашивает он не только о синем нектаре.
Стурион молчал. Каршу даже показалось, что старик больше не скажет ни слова. И когда тишина стала особенно густой, торговец кивнул:
– Это хорошая история, а хорошие истории должны быть рассказаны.
– Дхару Карш был бесстрашен и отчаян… Сколько старая Мора ни отхаживала его хворостиной, он всё равно был упрям как гарнур. Но часто прут плясал по его спине за чужие проделки. Таким он был – поперечный, но справедливый, готовый защитить всякого. Может, оттого, что его некому было защищать.
Старик улыбнулся прошлому и продолжил:
– Азурский мёд уже тогда был на вес золота: то ли недуг сгубил пчёл, то ли какой дурак решил насолить, но несколько гнёзд – всё, что осталось, а потому мы, дети, могли лишь мечтать о нём. И тогда твой отец предложил самое безумное – украсть мёд! Но не у Моры, прятавшей его в запертом сундуке на складу за тремя дверями. Ведь ключи старая ведьма всегда носила с собой, пряча меж иссохших и длинных, что пустые бурдюки, грудей. Он предложил украсть мёд у пчёл!