Избранные труды по языкознанию
Шрифт:
После всего сказанного мы займемся возможно кратчайшим изложением анализа языка вообще, из которого скоро станет ясно, чем отличаются друг от друга отдельные языки и до какой степени различной может быть их ценность.
Язык есть не что иное, как дополнение мысли, стремление возвысить до ясных понятий впечатления от внешнего мира и смутные еще внутренние ощущения, а из связи этих понятий произвести новые.
Язык должен, следовательно, воспринять двойную природу мира и человека, чтобы передавать их взаимное действие друг на друга, или же он должен, напротив, поглощать в своей собственной вновь созданной стихии сущность их обоих, реальность субъекта и объекта, сохраняя только их идеальную форму.
Прежде чем приступить к дальнейшим разъяснениям, сформулируем предварительно первейший и высший принцип суждения обо всех языках: те языки должны быть оценены выше прочих, в которых внешний мир отражается правдиво, живо и полно, движения души — сильно и подвижно, а возможность идеального объединения того и другого в понятия легко достижима.
Поскольку реально воспринимаемая
Слово не является изображением вещи, которую оно обозначает, и еще в меньшей степени является оно простым обозначением, заменяющим саму вещь для рассудка или фантазии. От изображения оно отличается способностью представлять вещь с различных точек зрения и различными путями, от простого обозначения — тем, что имеет свой собственный определенный чувственный образ. Тот, кто произносит слово Wolkeне думает ни о дефиниции, ни о конкретном изображении этого природного объекта. Все его разнообразные понятия и образы, все ощущения, возникающие при виде этого предмета, наконец, всё, что внутри и вне нас с ним связано, может представиться духу, не рискуя при этом быть смешанным с чем-либо, так как скреплено одним-единственным звуком. Этот звук дает при этом еще нечто большее, вызывая то одни, то другие из связывавшихся с ним некогда ощущений, и когда он, как здесь, сам по себе осмыслен (можно сравнить с ним слова Woge, Welle, Walzen, Wind, Wehen, Wald2 и т. п., чтобы в этом убедиться), то настраивает
1Wolke(нем.) = 'облако'.
— Нем. Woge= 'волна, вал', Welle— 'волна', Walzen= 'перекатывание'. Wind= 'ветер', Wehen= 'дуновение', Wald= 'лее', душу на присущий данному предмету лад, частью самостоятельно, частью через воспоминания о других, ему аналогичных предметах. Таким образом, слово проявляет себя как сущность совершенно особого свойства, сходная с произведением искусства, ибо в чувственной, заимствованной у природы форме оно выражает идею, лежащую вне всякой природы, однако только тогда, когда различия очевидны. Эта внеприродная идея и позволяет использовать предметы внешнего мира как материал для мышления и ощущений, она есть неопределенность предметов, при которой представление их не должно быть всякий раз ни исчерпывающим, ни раз и навсегда данным, поскольку оно способно на все новые и новые преобразования, — неопределенность, без которой была бы невозможна самодеятельность мышления, и чувственная живость как следствие действующей при использовании языка духовной силы. Мышление никогда не имеет дела с изолированным предметом и никогда не нуждается в нем во всей полноте его реального бытия. Оно только создает связи, отношения, точки зрения и соединяет их. Слово — теперь уже далеко не пустой субстрат, в который эти сущности могут быть помещены, но чувственная форма, которая своей поразительной простотой, несомненно, показывает, что обозначаемый предмет должен быть представлен только для нужд мышления, своим происхождением из самодеятельного акта духа вводит в границы воспринимающие духовные силы, своей способностью к изменению и аналогией с прочими элементами языка подводит к пониманию той связности, которую мышление стремится обнаружить во внешнем мире и сделать явственной в своих созданиях, и, наконец, своей переменчивостью призывает, не задерживаясь на одном месте, устремляться ко все новым целям. Во всех этих отношениях далеко не безразличен конкретный вид этой чувственной формы, немыслимой без того действия, которое она производит разнообразными описываемыми ниже способами, и есть все основания полагать, что слова различных языков, обозначающие даже самые конкретные предметы, не являются полными синонимами и что, когда произносят injtog, equusи Pferd\ имеют в виду не совсем одно и то же.
Это еще более верно там, где речь идет о неконкретных предметах, когда слово достигает гораздо большей значимости, удаляясь более, чем в случае конкретного предмета, от обычного понятия знака. Мысли и чувства имеют соответственно еще менее определенные очертания, могут быть многосторонними, представляемыми в большем числе чувственных образов, которые в свою очередь вызывают свои особые ощущения. Среди такого рода слов, также и в том случае, когда они обозначают понятия полностью определенные, еще в меньшей степени возможно указать равнозначные.
1 Греч., лат., нем. 'лошадь'
О сравнительном изучении языков применительно к различным эпохам их развития [91]
Сравнительное изучение языков только в том случае сможет привести к верным и существенным выводам о языке, развитии народов и становлении человека, если оно станет самостоятельным предметом,
91
Wilhelm von Humboldt. Ueber das vergleichende Sprachstudium in Beziehung auf die verschiedenen Epochen der Spraehentwieklung, 1820. (Доклад, прочитанный 29 июня 1820 г.)
Как земной шар, который прошел через грандиозные катаклизмы до того, пока моря, горы и реки обрели свой настоящий рельеф, с тех пор остался почти без изменений, так и языки имеют некий предел своей завершенности, после достижения которого уже не подвергаются никаким изменениям ни их органическое строение, ни их прочная структура. Зато именно в них как живых созданиях духа (Geist) могут в пределах установленных границ происходить более тонкие образования языка. Если язык обрел свою структуру, то основные грамматические формы не претерпевают никаких изменений; тот язык, который не знает различий в роде, падеже, страдательном или среднем залоге, этих пробелов уже не восполнит; большие семьи слов также мало пополняются основными видами производных. Однако посредством созданных для выражения более топких ответвлений понятий, их сложения, внутренней перестройки структуры слов, осмысленного соединения и прихотливого использования их первоначального значения, точно схваченного выделения известных форм, искоренения лишнего, сглаживания резких звучаний язык, который в момент своего формирования довольно примитивен и слаборазвит, может обрести новый мир понятии н доселе неизвестный ему блеск красноречия, если судьба одарит его своей благосклонностью.
Достойным упоминания является то обстоятельство, что еще не было обнаружено ни одного языка, находящегося за пределами сложившегося грамматического строения. Никогда ни один язык не был застигнут в момент становления его форм. Для того чтобы проверить историческую достоверность этого утверждения, необходимо основной своей целью сделать изучение языков первобытных народов и попытаться определить низшее состояние в становлении языка, с тем чтобы познать из опыта хотя бы первую ступень в иерархии языковой организации. Весь мой предшествующий опыт показал, что даже так называемые «грубые» и «варварские» диалекты обладают всем необходимым для совершенного употребления и что они являются теми формами, где, подобно самым высокоразвитым и наиболее замечательным языкам, с течением времени мог выкристаллизоваться весь характер языка, пригодный для того, чтобы более или менее совершенно выразить любую мысль.
Язык не может возникнуть иначе как сразу и вдруг, или, точнее говоря, языку в каждый момент его бытия должно быть свойственно все, благодаря чему он становится единым целым. Как непосредственная эманация органической сущности в ее чувственной (sinnlich) и духовной значимости язык разделяет природу всего органического, где одно проявляется через другое, общее в частном и где благодаря всепроникающей силе образуется целое. Сущность языка беспрерывно повторяется и концентрически проявляется в нем самом; уже в простом предложении, поскольку оно основано на грамматической форме, видно ее завершенное единство, и так как соединение простейших понятий побуждает к действию всю ткань категорий мышления, — где положительное влечет за собой отрицательное, часть — целое, единичное — множество, следствие — причину, случайное — необходимое, относительное — абсолютное, где одно измерение пространства и времени требует другого, где одно ощущение находит себе отклик в другом, близлежащем ощущении, — то, как только достигается ясность и определенность выражения простейшего соединения мыслей, а также соответствующее обилие слов, целостность языка налицо. Каждое высказанное участвует в формировании еще не высказанного или его подготавливает.
Таким образом, две области совмещаются в человеке, каждая из них может члениться на обозримое количество конечных элементов и обладает способностью к их бесконечному соединению, где своеобразие природы отдельного выявляется всегда через отношение его составляющих. Человек наделен способностью как разграничивать эти области — духовно — посредством рефлексии, физически — произносительным членением (Articulation), — так и вновь воссоединять их части: духовно — синтезом рассудка, физически — ударением, посредством которого слоги соединяются в слова, а из слов составляется речь. Поэтому, как только его сознание настолько окрепло, чтобы в обе области проникнуть с помощью той же силы, которая может вызвать такую же способность проникновения у слушающего, — он овладел уже их целым. Их обоюдное взаимопроникновение может осуществляться лишь одной и той же силой, и ее направлять может только рассудок. Способность человека произносить членораздельные звуки — пропасть, лежащая между бессловесностью животного и человеческой речью, — также не может быть объяснена чисто физически. Только сила самоосознания способна четко расчленить материальную природу языка и выделить отдельные звуки — осуществить процесс, который мы называем артикуляцией.