Избранные труды
Шрифт:
Следует согласиться с утверждением Е. А. Фролова и В. В. Питецкого о том, что оценочные понятия «таят в себе возможность судебных ошибок вследствие наличия субъективного момента в их применении, поскольку содержание оценочного понятия в значительной степени определяется правосознанием юриста, применяющего уголовный закон». [177] Они логично считают, что «в процессе совершенствования уголовного законодательства целесообразно заменить (там, где это возможно) оценочные понятия формально определенными». [178]
177
Фролов Е. А., Питецкий В. В. Гарантии законности и оценочные понятия в уголовном праве // Советское государство и право. 1979. № 6. С. 87–88.
178
Там же. С. 88
Вместе с тем они полагают, что использование законодателем оценочных понятий вполне оправданно и даже неизбежно, поскольку они наряду с некоторыми негативными качествами обладают и рядом положительных. Вряд ли такую позицию можно признать логичной. Конечно, вероятно, без оценочных понятий при описании отдельных составов преступлений обойтись трудно, но стремиться к этому следует. Во всяком случае все обязательные
Особенная часть действующего УК РСФСР характеризуется тем, что подавляющая часть диспозиций носит описательный характер. Из 241 преступления, предусмотренного в УК РСФСР, на 1 января 1985 г. 202 описаны в законе. С точки зрения полноты описания диспозиции различны. В одних случаях предельно кратко и четко называются все признаки («клевета, т. е. распространение заведомо ложных, позорящих другое лицо измышлений», «тайное похищение личного имущества граждан (кража)» и т. д.), в других перечисляется большая или меньшая часть признаков (см., например, ст. 69, 70 УК РСФСР и др.). Однако во всех случаях состав содержит признаки, характеризующие действия (бездействие) и последствия, а не ограничивается одним лишь названием преступления («умышленное убийство», «развратные действия» и др.). Использование описательных диспозиций – лучший вариант построения составов преступлений. В этом случае воля законодателя выражена ясно, что дает суду возможность безошибочно решать вопрос о наличии или отсутствии в конкретных действиях признаков соответствующего состава. Наряду с описательными диспозициями имеются и диспозиции, носящие отсылочный и бланкетный характер, т. е. такие, которые содержат лишь общую характеристику преступления. Конкретные же деяния, подпадающие под признаки, указанные в диспозиции, либо перечисляются в других нормативных актах, либо вытекают из них. Таких диспозиций в УК РСФСР 1960 г. – 39 (т. е. более 14 % всех диспозиций). Отсылочные диспозиции признают преступлениями «незаконные» действия: незаконное производство аборта, незаконное лишение свободы и др. (всего 9 диспозиций). Для того чтобы определить, какие же действия считаются незаконными, следует обратиться к другим нормативным актам, в которых разграничиваются законные и незаконные действия.
Бланкетные диспозиции признают преступными нарушения каких-либо правил: нарушение правил безопасности движения и эксплуатации транспорта (ст. 85 УК РСФСР), нарушение правил охраны труда (ст. 140 УК РСФСР), нарушение ветеринарных правил (ст. 160 УК РСФСР) и др. (всего 30 диспозиций). Определить деяния, подпадающие под признаки состава преступления с такой диспозицией, можно только ознакомившись с правилами, на которые указывает закон.
Без подобного рода диспозиций не обойтись, ибо перечислить в законе все правила, нарушение которых считается преступлением, возможно лишь теоретически. Вместе с тем необходимо сознавать, что при существующей у нас практике правотворчества источником уголовного права практически становится не закон, а орган исполнительной власти, издающий нормативные акты, к которым приходится обращаться для решения вопроса о наличии или отсутствии состава преступления в каждом конкретном случае. Другими словами, функция определения основания уголовной ответственности в конкретных действиях от законодательных органов фактически переходит к другим органам государства. Например, перечень запрещенных промыслов был предусмотрен Правилами регистрации некооперированных кустарей и ремесленников, утвержденными постановлением Совета Министров СССР от 30 июня 1949 г., и некоторыми другими нормативными актами. Совет Министров СССР постановлением «Об утверждении Положения о кустарно-ремесленных промыслах граждан» от 3 мая 1976 г. [179] отменил старое и утвердил новое Положение. Старое положение среди других запрещало такие промыслы, как «производство из материалов кустаря как по индивидуальным заказам населения, так и для продажи: готового платья, белья, трикотажа, головных уборов, обуви и калош и других изделий из кожи и резины, галантереи, шорных изделий», «производство изделий не на заказ, а для продажи на рынке кооперированными кустарями и ремесленниками, работающими на сторону». Новое Положение не запрещает эти виды промысла, и, следовательно, занятие им не может рассматриваться как преступление. И наоборот, новое Положение запрещает заниматься производством различного рода значков и жетонов, что не запрещалось Положением 1949 г. Эти действия подпадают под признаки преступления, хотя не рассматривались в качестве такового до принятия Положения 1976 г. Таким образом, ст. 162 УК РСФСР 1960 г. осталась неизменной, а перечень деяний, подпадающих под ее признаки, изменился. Аналогичное положение может иметь место и со всеми другими правилами, на которые ссылается уголовный закон. Такая практика построения Особенной части уголовного законодательства противоречит ряду принципов советской уголовно-правовой политики и уголовно-правовых принципов и поэтому должна быть изменена. Реальными представляются два пути изменения. Первый путь – это всемерное сокращение бланкетных диспозиций. Правильно пишет по этому поводу Б. А. Миренский: «…с точки зрения законодательной техники наиболее удобной является описательная диспозиция, так как при ее применении не требуется дополнительного толкования и использования других уголовно-правовых норм, а также нормативных материалов.
179
СП СССР. 1976. № 7. Ст. 39.
На наш взгляд, законодательство должно идти по пути сокращения уголовно-правовых норм с бланкетной диспозицией». [180] Второй путь – законодательное утверждение нормативных актов, определяющих конкретные деяния, подпадающие под признаки бланкетной или отсылочной диспозиции.
Общественная опасность деяния прежде всего зависит от вреда, причиняемого им охраняемому уголовным законом благу. Поэтому важное значение имеет описание признаков последствия в составах преступлений. Во многих составах эти признаки указаны конкретно, и их определение не вызывает трудностей (убийство или тяжкое телесное повреждение при террористическом акте, разрушение или повреждение сооружений, путей и средств сообщения при диверсии, заражение венерической болезнью и т. д.). К сожалению, во многих составах преступлений признаки последствия преступления сформулированы далеко не определенно. В УК РСФСР 1960 г. встречаются следующие признаки: «особо тяжкие последствия», «тяжкие последствия», «крупный размер», «небольшие размеры», «значительные размеры», «крупный ущерб», «значительный ущерб», «существенный ущерб», «существенный вред», «существенные повреждения». Трудно сколько-нибудь разумно объяснить разнобой в формулировках. Можно было бы предположить, что термины «ущерб», «вред», «размер», «последствие» употребляются для характеристики вреда, причиняемого различным объектам посягательства (личности, имуществу, нормальной деятельности и т. д.). Однако это не подтверждается анализом законодательства. Например, в ч. 2 ст. 223 (загрязнение водоемов и воздуха) говорится о существенном вреде здоровью людей и сельскохозяйственному производству. Не подтверждается и мысль о том, что законодатель не проводит различия между употребляемыми формулировками: например, злоупотребление властью или служебным положением, причинившее существенный вред государственным
180
Миренский Б. А. Теоретические основы совершенствования советского уголовного законодательства. С. 91.
Между тем чрезвычайно сложно уловить различие между «крупным размером» и «значительным размером», между «крупным ущербом», «значительным ущербом» и «существенным ущербом», между «существенным вредом», «существенным ущербом» и «существенными повреждениями».
Представляется, что наличие такого разнобоя в описании признаков последствий преступлений есть недостаток законодательства, который нельзя отнести (как об этом иногда пишут в нашей литературе) к техническим погрешностям. От правильного решения вопроса о содержании рассматриваемых признаков зависит отнесение деяния к преступным или непреступным (как это было показано выше), к простым или с квалифицирующими обстоятельствами. А ведь такие формулировки признаков состава, характеризующих последствия, содержатся в 62 статьях УК РСФСР (25,7 % статей УК).
То же самое можно сказать и о таком отягчающем обстоятельстве, как совершение виновным не одного, а нескольких преступлений. Это обстоятельство упоминается в 44 статьях УК РСФСР (18,2 % всех статей Особенной части УК).
Для характеристики этого обстоятельства в законе употребляются термины «повторно», «неоднократно», «систематически», «в виде промысла», «ранее совершившим такое же деяние», «ранее судимым за такое же деяние».
Вряд ли можно считать оправданным употребление такого обилия терминов. Совершенно очевидно, например, что признак «неоднократность» охватывает признак «повторность», признак «ранее совершивший такое же деяние» охватывает признак «ранее судимый за такое же деяние».
Устранение указанных недостатков в построении системы Особенной части уголовного законодательства и в обрисовке отдельных составов преступлений может обеспечить более последовательную реализацию советской уголовно-правовой политики.
§ 4. Деятельность правоприменяющих органов
Правотворчество и правоприменение тесно взаимодействуют друг с другом. Правотворчество есть первый этап реализации принципа социалистической законности, правоприменение – второй ее этап. Это две составные части единой системы правового регулирования жизни нашего общества. В целом система будет действовать наиболее эффективно, если все ее составные части функционируют согласованно. В праве сформулированы основные требования политики. Применение норм права есть наиболее важная форма реализации политики. «Деятельность государственных органов, общественных организаций, должностных лиц, связанная с применением правовых норм, направлена в социалистическом обществе на наиболее полное, эффективное претворение в жизнь той партийной и государственной политики, которая выражена в правовых документах». [181]
181
Кудрявцев В. Правовая система и укрепление социалистического общества // Коммунист. 1981. № 9. С. 69.
Эти общие положения, касающиеся соотношения между правотворчеством и применением права, в полной мере относятся к характеристике связей между уголовно-правовой политикой, уголовным законодательством и применением его на практике. В нормах уголовного права закреплена уголовно-правовая политика. Уголовно-правовая политика, как и любая другая составная часть единой социальной политики, не может обеспечить достижения поставленных задач без практической деятельности людей, направленной на реализацию уголовно-правовых норм. Подавляющее большинство советских граждан добровольно соблюдают нормы уголовного законодательства. Только в тех случаях, когда эти нормы нарушаются или создается угроза их нарушения, в действие вступают специальные правоприменяющие органы государства (естественно, привлекающие к своей работе широкую общественность), призванные осуществлять борьбу с преступностью путем применения наказания к преступникам или мер воздействия, заменяющих наказание. Государственными органами, на которые возложена специальная обязанность применения уголовно-правовых норм, являются МВД СССР, прокуратура, суды. Естественно, что в борьбе с преступностью нельзя уповать только на эти органы. Верно заметил А. М. Яковлев, что «будучи по самой своей сути одной из форм государственного реагирования на преступность, деятельность правоохранительных органов лишь в определенных пределах влияет на уровень преступности, при реализации общего и специального предупреждения. Игнорирование этого обстоятельства, стремление радикально повлиять на уровень преступности методом уголовной репрессии чаще всего выливаются в требование усиления тяжести наказания, что, как показывает история и подтверждают неоднократные исследования, не только не приводит к желаемому результату, но и способно усугубить те отдаленные отрицательные социальные последствия, которые с неизбежностью влечет за собой уголовное наказание». [182] Вместе с тем от работы этих органов существенно зависит реализация уголовной политики, направленной на сокращение, а затем и полную ликвидацию преступности.
182
Яковлев А. М. Принцип социальной справедливости и основания уголовной ответственности // Советское государство и право. 1982. № 3. С. 92.
Министр внутренних дел СССР В. В. Федорчук говорил, что «реализация объективных возможностей ликвидации преступности, заложенных в самой основе зрелого социализма, требует планомерных усилий партии, государства и общественных организаций, трудовых коллективов, идеологических и научных средств, максимальной эффективности правоохранительной работы и правоприменительной практики». [183]
«Особую ответственность за состояние работы по борьбе с нарушениями социалистической законности, посягательствами на советский правопорядок несут правоохранительные органы. О работе милиции, суда, прокуратуры люди судят по конкретным фактам своевременного пресечения нарушений законности, по конкретным делам. Граждан остро волнует состояние борьбы с преступностью, возмущают случаи безнаказанности и попустительства в отношении хулиганов, жуликов, взяточников, очковтирателей… Практика убедительно показывает, что эффективность усилий по преодолению антиподов социалистического образа жизни тем выше, чем теснее связь используемых при этом идеологических средств с методами социального воздействия – укреплением социалистической законности, обеспечением неотвратимости ответственности за нарушение норм права». [184]
183
Федорчук В. В. Укреплять научные основы деятельности органов внутренних дел // Советское государство и право. 1985. № 3. С. 13.
184
Рекунков А. М. Генеральный прокурор СССР. Важные проблемы укрепления социалистической законности // Советское государство и право. 1985. № 2. С. 15.