Избранные труды

Беляев Николай Александрович

Без подобного рода диспозиций не обойтись, ибо перечислить в уголовном законе все правила, нарушение которых считается преступлением, возможно лишь теоретически. Между тем при существующей у нас практике правотворчества источником уголовного права, как правило, становится не закон, а акты исполнительных органов, к которым приходится обращаться для решения вопроса о наличии или отсутствии состава преступления в каждом конкретном случае. Такая практика построения Особенной части уголовного законодательства как противоречащая принципу законности должна быть изменена: во-первых, путем всемерного сокращения отсылочных и бланкетных диспозиций и, во-вторых, путем законодательного утверждения нормативных актов, определяющих конкретные деяния, подпадающие под признаки бланкетной или отсылочной диспозиции. Например, ст. 162 УК РСФСР устанавливает уголовную ответственность за занятие запрещенными видами индивидуальной трудовой деятельности. А в Законе СССР «Об индивидуальной трудовой деятельности», введенном в действие с 1 мая 1987 г., перечислены виды такой деятельности.

Другое важное проявление принципа законности уголовного законодательства – законодательное закрепление

положения о том, что основанием уголовной ответственности является совершение деяния, содержащего все признаки состава преступления, предусмотренного уголовным законом (ст. 7 Основ). Отсюда следует чрезвычайно важный вывод, что уголовной ответственности подлежит только лицо, совершившее определенное деяние в форме активного действия или бездействия. Человек не может в уголовном порядке отвечать за свои политические взгляды и убеждения, религиозные верования, мысли и намерения и т. д., если они не проявились в каких-то конкретных деяниях. Еще К. Маркс писал: «…лишь поскольку я проявляю себя, поскольку я вступаю в область действительности, я вступаю в сферу, подвластную законодателю. Помимо своих действий я совершенно не существую для закона, совершенно не являюсь его объектом». [258]

258

Маркс К., Энгельс Ф. Соч. Т. 1. С. 14–15.

Мы давно отказались от законодательных положений, позволяющих применять меры социальной защиты к лицам, не совершившим общественно опасного деяния. Известно, что в Основных началах уголовного законодательства Союза ССР и союзных республик 1924 г. (ст. 22) было сказано, что меры социальной защиты могут быть назначены «в отношении лиц, признанных по своей преступной деятельности или по связи с преступной средой в данной местности общественно опасными. Эта мера может быть применена судом по предложению органов прокуратуры к указанной категории лиц, как независимо от привлечения их к судебной ответственности за совершение определенного преступления, так и в том случае, когда они, будучи привлечены по обвинению в совершении определенного преступления, будут судом оправданы, но признаны социально опасными». [259]

259

СЗ СССР. 1924. № 24. – В ст. 7 УК РСФСР 1926 г. это положение было сформулировано еще более конкретно: «В отношении лиц, совершивших общественно опасные действия или представляющих опасность по своей связи с преступной средой или по своей прошлой деятельности, применяются меры социальной защиты судебно-исправительного, медицинского либо медико-педагогического характера».

Наказание лиц, не совершивших никакого общественно опасного деяния, противоречит природе человеческого общества. Пленум Верховного Суда СССР в постановлении от 12 июля 1946 г., закрепляя это принципиальное положение, указал, что «по общему смыслу советского уголовного законодательства наказание может быть назначено судом лишь в случае признания подсудимого виновным в совершении определенного преступления». [260] Окончательно это принципиальное положение было зафиксировано в Основах уголовного законодательства 1958 г., где впервые была сформулирована норма об основаниях уголовной ответственности. В этом теория советского права коренным образом отличается от господствующей сейчас в зарубежной уголовно-правовой науке теории «финального действия». Основательная критика последней дана Г. В. Тимейко. Он писал: «Представители теории «финального действия» (Вельцель, Маурах, Буше, Низе и др.) сущность преступного поведения видят не в характере действия или бездействия, а в характере опасности воли лица, его совершившего. По их мнению и, в частности, основоположника этого учения западногерманского профессора уголовного права Ганса Вельцеля, преступной является сама воля лица, выраженная (выявленная) вовне тем или иным способом. Финалисты открыто выступают против понятия действия как объективно существующего факта, являющегося формой воздействия человека на мир, заменяют его понятием «финальности действия», которое состоит в том, что субъект мысленно предвосхищает его результат. При таком понимании личность признается виновной не потому, что она совершила какое-то конкретное действие, а потому, что образ ее мыслей не соответствует требованиям буржуазного правопорядка». [261]

260

Сборник действующих постановлений Пленума Верховного Суда СССР (1924–1951). М., 1952. С. 74.

261

Тимейко Г. В. Общее учение об объективной стороне преступления. Ростов н/Д, 1977. С. 17.

Еще одним проявлением принципа законности уголовного законодательства является включение в понятие преступления указания на то, что таковым признается только деяние, предусмотренное уголовным законом.

Этот признак преступления появился только в Основах уголовного законодательства 1958 г. Возможность, целесообразность и необходимость включения этого признака в понятие преступления обозначились лишь после отмены принципа аналогии в советском уголовном праве, в соответствии с которым органы правосудия могли признавать преступлениями не только деяния, запрещенные уголовным законом в момент их совершения, но и другие, т. е. не запрещенные законом общественно опасные деяния. Так, в ч. 3 ст. 3 Основных начал 1924 г. говорилось:

«Если же общественно опасные деяния прямо не предусмотрены уголовным законодательством, то основания и пределы ответственности, а также меры социальной защиты определяются судом по аналогии с теми статьями уголовных кодексов, которые предусматривают наиболее сходные по важности и роду преступления». Аналогичные указания содержались и в уголовных кодексах союзных республик.

Позднее законодатель, стремясь к расширению и углублению реализации принципа законности при применении уголовного законодательства, отменил принцип аналогии, что дало возможность включить признак уголовной противоправности в понятие преступления, провозгласив тем самым положение, что преступлением может быть признано только деяние, прямо запрещенное уголовным законом в момент его совершения.

Принцип законности уголовного законодательства проявляется и в том, что реализация уголовного правоотношения, возникающего в результате совершения преступления, должна осуществляться на основе строгого соблюдения уголовных законов.

Уголовно-правовое отношение – это отношение между государством (в лице соответствующих органов) и лицом, совершившим преступление, которое заключается в появлении у государства права наказать преступника и в обязанности последнего отбыть наказание, а также в праве преступника требовать, чтобы ему было назначено наказание в строгом соответствии с законом, и в обязанности государства выполнить это требование.

Нельзя согласиться, что отношения между государством и преступником не правовые, а какие-либо иные, как полагает, например, Н. Н. Полянский. «Наказанием преступника, – пишет он, – вовсе не осуществляется субъективное право государства на наказание и… следовательно, правового отношения между государством и преступником нет». [262]

262

Полянский Н. Н. Вопросы теории советского уголовного процесса. М., 1956. С. 253. – Приведем более развернутое обоснование данной точки зрения: при применении наказания осуществляется, «с одной стороны, предоставленное карательным органам властью государства полномочие, которое вместе с тем является их обязанностью наказать преступника, а с другой стороны, обязанность преступника подчиниться карающему органу, понести, отбыть наказание – обязанность, возникающая уже с момента совершения преступления» (Там же).

С. Ф. Кечекьян также утверждает, что «нормы права иногда устанавливают не только правоотношения, но первоначально одни лишь обязанности без корреспондирующих им прав и… поэтому не всегда в результате действия норм права складываются только правоотношения. Это представляется нам совершенно несомненным применительно к нормам уголовного права». [263]

Выводы, вытекающие из этих и подобных им утверждений, несовместимы с принципом законности уголовного законодательства, который исходит из того, что человек, совершивший преступление, не становится бесправной личностью, а остается гражданином нашей страны, пользующимся правом на защиту со стороны закона. Именно поэтому все нормы уголовного законодательства имеют одинаковое значение и для преступника, и для органов правосудия, и для других лиц, к которым они имеют отношение (наблюдательные комиссии, товарищеские суды, коллективы трудящихся и др.). Все нормы предназначены для охраны прав всех субъектов уголовно-правового отношения, равно как и для обеспечения выполнения возложенных на них обязанностей. Только так возможно (и следует) понимать содержание принципа законности уголовного законодательства.

263

Кечекьян С. Ф. Правоотношение в социалистическом обществе. М., 1958. С. 142.

Главным условием успеха перестройки всей политической системы нашего общества является его демократизация. Не случайно поэтому демократизм считается одним из принципов уголовного законодательства, хотя, естественно, в области борьбы с преступностью условия для развертывания демократии сужены по сравнению с другими областями жизни нашего общества.

Принцип демократизма в уголовном законодательстве проявляется прежде всего в том, что все нормы в конечном счете направлены на охрану прав и законных интересов любого гражданина. Это ярко выражено в ст. 1 Основ 1958 г. (задачи советского уголовного законодательства), где сказано: «Уголовное законодательство Союза ССР и союзных республик имеет задачей охрану общественного и государственного строя СССР, социалистической собственности, личности и прав граждан и всего социалистического правопорядка от преступных посягательств» и в ст. 1 Основ 1992 г., где среди задач советского уголовного законодательства на первое место поставлена задача охраны личности, ее прав и свобод. Указанный принцип проявляет себя и в том, что при практическом применении норм уголовного права в процессе предупреждения преступлений, их расследования, судебного разбирательства, при назначении наказания и его исполнении широкое и активное участие принимает демократическая общественность (добровольные народные дружины, общественные обвинители и защитники, народные заседатели, товарищеские суды, наблюдательные комиссии и т. д.).

Сегодня мнение общественности учитывается при решении многих важных уголовно-правовых вопросов: народные заседатели обладают равными правами с выбранным судьей при назначении меры наказания, общественность принимает активное участие в исправлении и перевоспитании лиц, освобожденных от уголовной ответственности с применением мер общественного воздействия, с передачей дела в комиссию по делам несовершеннолетних или с применением принудительных мер воспитательного характера, условно осужденных, лиц, в отношении которых исполнение приговора было отсрочено, условно-досрочно освобожденных и т. д.