Избранные записи
Шрифт:
Я мучился с выбором и в итоге без всякого удовольствия, а скорее от безысходности и из вежливости съел совсем не вкусную сосиску – несмотря на голод, даже не смог её доесть. А Эрланд с удовольствием съел здоровенный гамбургер, и было видно, что ему это нравится и для него это вполне хорошая, привычная еда…
На следующий день я и пообедал и поужинал в Осло. Ел прекрасную, свежайшую треску, макрель, вкуснейший суп с копчёным лососем, вкуснейших креветок. Всё это подавалось с правильными соусами, с особенно вкусным хлебом. А ещё была возможность сидеть на воздухе под ярким весенним солнцем, а вечером – в закатных лучах… А ещё нас обдувал вкуснейший морской ветер, в котором запахи водорослей смешивались с растворёнными брызгами и, казалось, почти неуловимым запахом далёких арктических льдов… А в первый свой вечер я ел сосиску и запивал её ужасно дорогим норвежским пивом, которое за такие деньги могло бы быть повкуснее…
Лу много расспрашивал меня о моей службе на флоте, о каких-то увиденных в России не очень понятных ему вещах… Я тоже задавал какие-то вопросы… У него трое сыновей, которых он очень любит и поэтому отказывается от тех дел, которые помешали бы ему быть с семьёй. Живёт он в очень хорошем районе города, в небольшом доме. Много занимается кино, пишет сценарии, продюсирует что-то, как я понимаю, скромно бюджетное и не амбициозное. Воинскую службу норвежское государство ему заменило на альтернативную, и он вместо армии отработал положенный срок в каком-то государственном маленьком театре, где был монтировщиком и чернорабочим, а периодически играл маленькие роли. Вспоминал он это остроумно, и я понял, что постановки в том театре не были выдающимися. От длительного общения на английском языке, от длинного дня с перелётом, от большого количества впечатлений, но главным образом – от медленного, в одной интонации, с большим количеством пауз разговора я стал терять его нить и засыпать. И в итоге мы простились с моим норвежским коллегой так, будто знакомы с давних пор и живём мы в двух кварталах друг от друга, и нечего говорить при прощании каких-то пожеланий и слов, которые соответствуют долгому расставанию, а может быть, расставанию навсегда. Попрощались, он сел на велосипед и уехал по привычной ему улице. А я пошёл по непривычной, в сторону своей гостиницы.
8 мая
Мне удалось провести целый день в Осло без всяких дел. Покататься на водном транспорте. Некоторые части города и острова соединены водными маршрутами, по которым по расписанию ходят кораблики. На эти кораблики распространяется обычный городской проездной билет, который годен и для других видов транспорта, наземных. Но такое есть и в Хельсинки, и в Стокгольме. Просто в Осло это особенно красиво… Послонялся по городу, и почему-то средь бела дня по центральной улице проехал верхами отряд королевской гвардии. Потом мне объяснили, что это было сделано в знак солидарности со свадебными мероприятиями в Лондоне. У королей свои профсоюзы. Хороший получился день. Редкий, безмятежный, солнечный, вкусный и красивый.
Для того чтобы лететь в Ставангер, надо было встать ни свет ни заря. Чашка кофе в аэропорту не помогла… Меня однажды спросили в каком-то дурацком интервью, что я предпочитаю утром и вечером и что больше люблю, чай или кофе. Я подумал и сказал, что совсем не люблю ни чай, ни кофе. Никакой – ни чёрный, ни зелёный, ни с молоком, ни эспрессо, никакой… Тогда меня спросили: а что же вы тогда пьёте? Я ответил: и чай и кофе, потому что ничего другого человечество не изобрело и не может мне предложить.
Лететь из Осло до Ставангера чуть больше сорока минут на реактивном самолёте. Видимость была прекрасная, поэтому я ни на секунду не оторвался от иллюминатора. На Норвегию увлекательно смотреть сверху. Чистейшие озёра, каналы, домики на островах и берегах озёр, потом горы, горы, горы, под снегом и без снега. А потом фьорды… Сколько бы мне ни рассказывали про то, как прекрасны фьорды, сколько бы я их ни видел на экране или фотографиях, они меня поразили – своим масштабом, мощью и – как бы это сказать? – тем, что являются сильным документом, подтверждающим факт тех непостижимых для человеческого сознания процессов, которые проходили на нашей планете…
Ставангер очень красив с неба. Он и так симпатичный городок, но с неба, да при ярком солнечном свете выглядит даже лучше, чем самая-самая дорогая и красивая маленькая железная дорога в искусно сделанном ландшафте. Аэропорт Ставангера мне тоже очень понравился.
Можете себе представить, какое количество аэропортов я посетил и видел. Внешне аэропорт Ставангера ничего особенного собой не представляет. Маленький современный аэропорт. Но он уникален своим запахом. Как только выходишь из самолёта в рукав, соединяющий здание с воздушным судном, тебе в нос мощно ударяет плотный запах навоза. Да-да, обычного коровьего навоза. Поначалу я носу своему не поверил. Но всё же этот запах интернациональный, универсальный и его ни с чем не спутать. Как же он не вяжется с самолётами и как же чудесно приземляет авиацию и технические новшества… Просто вокруг аэродрома и аэропорта сплошные фермы, и коровы там время зря не теряют.
Прямо из аэропорта меня повезли за пятьдесят километров от города в маленький культурный центр, где была намечена встреча местных любителей русской литературы с Алексеем Слаповским и мной. Всю дорогу все пятьдесят километров мы нюхали то чертовски концентрированный, то разбавленный ветрами навозный дух… Я почему-то радовался этому запаху. В нём столько жизни! Мне никогда он не был неприятен. Помню, как-то бабушка мне сказала… не помню точно её слова, но смысл был таков: ты от этого запаха нос не морщи и не вороти, корова ничего, кроме травки, не ест, это просто очень сильно пахнет разной травой, даже запах молока в нём присутствует, зато человек и свинья едят всё подряд, поэтому от нас дух такой тяжёлый, а корова – только травку…
Пейзажи там удивительные. Огромные валуны кажутся булыжниками. Видно далеко-далеко, так далеко, что непонятно, насколько… Но в этих далях столько не кричащей и понятной глазу, не ранящей красоты, что разговаривать, проезжая этими далями, не хочется, а хочется просто смотреть и смотреть…
А потом мы приехали к морю. Оно там суровое и какого-то особенного цвета, не похоже ни на Балтийское, ни на Средиземное, ни на Тихий океан, ни на Индийский – ни на что не похоже тамошнее море. Я хотел бы видеть его в окно. Хотел бы, чтобы в моём доме было хотя бы небольшое окошечко, в которое можно было бы видеть именно это море. Оно суровое. Даже в солнечный и штилевой день ясно, что оно ой какое непростое, это море…
10 мая
День Победы – хороший праздник! Сколько себя помню, в этот день погода обычно радует. Только очень хочется, чтобы поскорее из этого праздника ушли глупости, разъедающий мозг пафос, чтобы не шагали игрушечные солдатики по площадям областных центров и столиц, чтобы этот праздник стал светлым и радостным, а не очередным предвыборным мероприятием…
Мы ни на какой парад вчера не пошли, поехали в Светлогорск – некогда немецкий город Раушен. Погуляли, посидели у штилевого моря, поглазели на нарядных байкеров, которые чинно разъезжали под марш «Прощание славянки» по променаду. Пили вкусное немецкое пиво… и пришло понимание, что неплохо отмечать День Победы у моря, в чудесном месте, которое фактически является единственным оставшимся в России трофеем той страшной войны.
Но я хочу закончить мои норвежские заметки…
Я влюбился в Норвегию, что-то во мне совпало с этой страной.
Хотя полноценного и подлинного общения с норвежцами, кроме знакомства и длительной беседы с Эрлендом Лу, у меня не получилось. К сожалению, закончились мои прежние фестивальные и гастрольные путешествия в одиночку по Европе. Когда-то в 2000–2002 годах во Франции, Германии, Австрии, Финляндии на мои фестивальные и гастрольные спектакли ходили только исконные немцы, финны, французы, австрийцы и пр. Теперь, куда бы я ни приехал, зал заполняют минимум на 80 % наши бывшие граждане. В этом случае исполнение спектаклей с переводом становится делом сложным, а главное – бессмысленным. Некий же творческий интерес и азарт донести универсальные смыслы до иностранного сознания также исчезли. Я потерял всякое желание играть в Европе, так как всё это сопряжено с большими техническими сложностями, длительными репетициями перевода, с трудной работой над самим переводом, а в итоге это перестало быть кому-то нужным, так как все билеты выкупаются носителями русского языка, расползшимися по Европе и жаждущими периодически прикоснуться к родной культуре. Лучше и проще играть спектакли в разных родных городах, в хороших театрах, для большого числа людей, чем исполнять их для горстки французов или бельгийцев, затерявшихся среди наших эмигрантов.