Избыток подсознания
Шрифт:
И снова — поезда, поезда… Их привезли в Казахстан и сказали: живите. А жить — как? Хижины, скорей лачуги. Скудные пожитки. Русские в первую очередь выстроили баню — на всех. Стали подтягиваться казахи. В одежде. Греться. Так началось общение. Бабушка всегда была весела и добра, все любили ее. Казахи учили новую знакомую своим правилам этикета. Например, вставая из-за стола, непременно надо громко рыгнуть, а то хозяйка обидится: плохо накормила. Показывали пример: напившись чаю, вставали и, громко рыгая, говорили: «рахмат Танья!», в смысле — «спасибо, Таня!». С непривычки не освоишь такую премудрость (тем более что бабушка — из «бывших»). А еще — сидеть на корточках, есть плов руками, мыть посуду «при помощи» собак! А еще — соленое молоко с пресными лепешками! И кумыс!
Лидочка пошла в школу.
А потом наступил Новый год. Да, и в те страшные времена людям хотелось праздника. Поэтому бабушка выкопала куст саксаула и украсила его… пуговицами. Эта шкатулка с «пуговичками» — старинными, костяными и стеклянными, перламутровыми, так хорошо знакомая Аське, любившей поиграть с ними, — тогда путешествовала с хозяйкой. И эта же шкатулка сыграла роль ящика с новогодними игрушками для Лидочки. Нарядный саксаул украшал бедную, но по-бабушкиному аккуратнейшим образом прибранную комнату. И бабушка решилась обменять очередное колечко, еще уцелевшее, из «прошлой жизни», на курочку к новогоднему столу. Казашка-соседка согласилась на обмен. Но отказалась курочку зарезать… Бабушка, которая не мыслила и возможности умерщвления живого существа, отправилась на поиски какого-нибудь казаха мужеска пола, дабы довести дело до конца. Когда она вернулась, в комнате был погром, летали перья: кошка утащила курицу! Бабушка, утеряв в этот момент любовь к братьям нашим меньшим, выбежала на двор с твердым намерением кошку прибить, но… куда там, той и след простыл! Плакать было бесполезно, да и не такой человек бабушка: не то что рева Аська! Бабушка смеялась, и Аська смеяться начинала, и казалось, что и не страшно это вовсе — война, эвакуация: просто интересные истории, как в кино.
Аська мечтательно вздыхала… Задумывалась о своей жизни. Вот если б сделать так, чтобы «Он» (так она про себя называла отца) никогда не провожал ее в детский сад. «Он» являлся в садик в своей дикой зарубежной шапке «пирожком» из какого-то неизвестного меха, чуть ли не из верблюда! И с огромным кожаным портфелем, вызывающе блиставшим замками. И воспитательница спрашивала со странным выражением лица: «Это что, твой папа?» Аська мучительно краснела. Потому что нормальный папа должен ходить в ушанке из кролика, тогда никто не будет провожать его взглядом, подняв выразительно брови…
И снова бабушкин голос рассказывает о Севастополе. Семья попала туда после Казахстана. Лидочка гуляла по минным полям с другими ребятишками. Дети — они не понимали опасности, радовались, что после голодных степей Севастополь полон фруктов, которые можно тащить с деревьев «просто так». Они убегали из города и, как зверята, ели одним им известные травы. Купались, ныряли с волнорезов, плавали «за буйки», забирались под деревянную пристань и разглядывали подводный мир. Море было чисто и прозрачно: рачки, морские коньки, медузы сновали деловито, и если сидеть тихо-тихо, то много интересного виделось под водой. Дети крепли под солнцем — бледные питерские, рахитичные, блокадные дети…
Аська не бывала еще на море. Наверное, там так же хорошо, как в Африке! Потому что солнце и тепло. А может, и пальмы есть? Вытаскивала из памяти картинку: зеленая лужайка, синее небо, пальма силуэтом — и она сама в ярко-желтом платьице с солнышком на груди! А солнышко — такое же яркое, как на небе! Платье было любимое, жаль, в Ленинграде не часто наденешь, холодное лето и дожди… В Хартуме плоская крыша дома (там дом назывался смешным словом «вилла») нагревалась к полудню так, что мамуля включала все «кондишены» на полную мощь. Она терпеть не могла жары. Садилась на первом этаже, в самом прохладном месте, и рисовала иллюстрации к детским книжкам недостижимыми в Ленинграде фломастерами и красками. А сама тосковала по российским пейзажам с березками и уютно покосившимися домиками… Аська с папой (тогда «Он» еще был любимым «папой») любили жару и радовались солнцу! Днем приходил помощник по хозяйству, и Аська с криком «дядя Джи пришел!» бежала по дорожке — встречать. Африканец Джи сам был большим ребенком и с радостью играл в игрушки с Аськой, вместо того чтоб заниматься своими прямыми обязанностями. Показывал вставной зуб на присоске, который можно было вытащить изо рта, а потом пристроить на то же место, и никто бы и не догадался, что зуб неродной. Аська, конечно, видела до этого бабушкину вставную челюсть, неизменно ночующую в стакане с водой, но зуб на присоске — это было особенное волшебство! Мамуля ворчала, перестирывая белье, а Аська играла с Джи на полянке. Вечером приезжал с работы папа, и на открытой террасе с вазонами собирались гости — мужчины в темных костюмах и белоснежных рубашках, красивые женщины в ярких платьях и меховых палантинах (к ночи холодало: +20 против дневных +50). И — в невыносимо прекрасных туфельках!
Смех. Звон бокалов, запах сигар, шутки на английском, милые, нарядные детишки. Разноязычная мелкота ладила легко, делились игрушками, которых было так много, что и не унести одному. Старшие рассказывали младшим истории и сказки. Мамуля пекла пироги — удивляла русской кухней. Соседка Шера, вальяжная красавица, томно наблюдала за мужчинами. Аська замерла, глядя на ее туфельки: белый бархат, расшитый блестками, а вместо пряжек — нежно-розовые «пуховочки», как у куколки. Компания хохотала: английский биолог Джеймс рассказывал о своих экспериментах в работе по изучению комаров. Аська, любящая «взрослые разговоры», удивляется: зачем комаров изучать, а тем более выращивать? На даче, в Новгородской области, их хоть пруд пруди, спасу от них нет. А кусают больнооо! «Но, может, в Англии у Джеймса нет комаров?» — задумывалась она.
А рассказ продолжался тем временем: лабораторных особей нужно было кормить и поить особенным способом — микрокапельным! Требовалось нечто вроде воздушного шарика, заполненного жидкостью, но чтобы резина была тоньше… Джеймс попросил русского коллегу привезти из России тысячу презервативов, ибо они отличались особой прочностью!
— А этого человека три дня продержали на таможне, выясняя: зачем ему такое количество «кондомс»? — веселился Джеймс.
Слово было незнакомое, но взрослые «кисли» от смеха, поэтому хотелось слушать дальше.
Элегантный Алекс, хозяин сети обувных магазинов, уговаривает мамочку поработать на него — нарисовать рекламу для новой партии обуви. Мамочка смеется, она, конечно, нарисует, но деньги не возьмет: у нас в России не принято. Мамочка улыбается, Алекс изумлен: как не берут деньги — а на что живут тогда? Вмешивается Шера: «Коммунистам деньги не нужны! — жеманно говорит она. — У них медведи с балалайками на улицах водку пьют!» Под общий хохот мамочка хмурится, губы превратились в ниточку, и со змеиной улыбочкой, ангельским голоском она произносит: «Ах, сегодня ездила в город, по магазинам пройтись! Как много нищих! Я чуть не заплакала на улице, мы не привыкли к такому…» Тут вмешивается папа: он пытается предотвратить бурю, следующую обычно за подобными матушкиными высказываниями.
— Недавно на рынке видел смешную картину. Торговец овощами, услышав русскую речь, закричал: «Пакупай памыдор, красный как Маасква!»
Услышав слово «Москва», пожилая, очень бойкая француженка мадам Прето затягивает любимую иностранцами «Катюшу».
— Асенька, пора накрывать к ужину! — голос бабушки врезается в воспоминания. Аська стряхивает с себя мысли об Африке и об этих ненавистных туфлях с розовыми пуховками, из-за которых никогда уже не будет все так, «как было».
В необъятной кухне с линолеумными шашечками на полу — шесть газовых плит. Бабушка готовит, а Аськина работа — наполненные тарелки носить в комнату. Продукты хранятся за окном. Холодильники есть не у всех: очень трудно достать, только «по Блату». Кто такой Блат, Аська не знает, но отношение у нее к нему двойственное. Мамочка ненавидит его и запрещает даже упоминать его имя в ее присутствии. «Он» любит Блат и пользуется им, за что мамочка частенько обливает его презрительными тирадами. Бабушка никогда не вмешивается, смотрит телевизор — и все! А Аське Блат нравится! От него же красивые вещи приносят и вкусности разные. Но мамочка против этого, и Аська таится выражать свою радость, чтобы ее не огорчать.