Издержки профессии, или Перемена участи

Поваляева Наталья

Наконец Гай, которому надоело бороться с невидимым обручем, сковывающим движения, решил начать беседу:

– Ну, чего тебе надо, видение? Стетоскоп мой ты уже угробил, новый не меньше месяца делать будут…

– Я ангел, а не видение! Спой со мной, Гай Хорбари! – молвил ангел, сверкая голубыми глазами.

Гай от изумления только рот раскрыл, но ангел уже затянул тоненьким голоском «Ближе, Господь, к Тебе». Еще больше изумился мистер Хорбари, когда услышал собственный голос, старательно выводящий: «Там лестница наверх, к свету ведет. Страхи оставлю здесь, вся печаль сойдет».

К концу гимна Гай с ангелом отлично спелись, так что «Te Deum»,

последовавший за первым гимном, они уже исполнили, как заправские певчие, а когда второй гимн окончился, ангел исчез. Одновременно с ангелом исчез и стягивающий локти обруч. Гай размял руки, вынул из кармана сюртука часы. До открытия банка оставался всего час, а значит, пора было уносить ноги.

Аккуратно собрав обломки стетоскопа, Гай Хорбари выбрался из банковского хранилища в маленький переулок, провонявший плесенью и гнилой капустой. Пять раз повернув налево и один раз направо, Гай вышел на Стрэнд, где быстро поймал кэб и отправился домой. Дома же он повалился на кровать, словно подкошенный, и проспал ровно сутки. Проснувшись, Гай припомнил все, что случилось с ним в хранилище «Лондонского и Валлийского кредитного банка», покачал головой, словно отгоняя странные события минувшего дня, и решил нанести визит знакомому умельцу, который всегда делал для Гая особенно сложные инструменты – нужно было заказать новый стетоскоп.

Однако стоило Гаю только подумать про стетоскоп, как он, сам того не желая, громко запел «С ангелом за руку вверх я взойду». И с того момента всякий раз, стоило мистеру Хорбари лишь подумать о банках, сейфах или инструментах для их взлома, он тут же начинал петь гимны. Нередко эта напасть приключалась с ним на улице – идя мимо какого-либо банка, Гай не мог не подумать о том, какой модели в нем сейфы и за сколько минут он мог бы их вскрыть. А подумав, затягивал песнопение. Прохожие с удивлением косились на набожного господина, который не может дотерпеть до ближайшей церкви и распевает гимны прямо посреди оживленной улицы, и Гаю приходилось поспешно ретироваться в переулки и подворотни.

Так продолжалось недели две, как вдруг однажды на Оксфорд-стрит к поющему возле банка «Барклай» Гаю подошел священник и спросил:

– Милейший, а вы не хотели бы петь в церковном хоре?

Так Гай Хорбари стал певчим в церкви Святого Мартина в полях, и вскоре слава о его чудесном пении разнеслась далеко за пределами прихода. Из разных концов Лондона приезжали желающие послушать гимны в исполнении мистера Хорбари, а по большим праздникам – особенно в Рождество и на Пасху – народу собиралось столько, что многим приходилось располагаться на улице.

Гай же Хорбари, не утратив интереса к сейфам и замкам окончательно, но охладев к процессу их взлома, стал в свободное от пения время конструировать новые модели несгораемых шкафов. Интересно при этом отметить, что теперь, когда он думал про сейфы в ключе созидательном, а не разрушительном, неконтролируемое пение гимнов его больше не беспокоило!

Волшебная пуговица

Однажды мистер Грегори Дунс, хозяин мастерской по пошиву одежды для джентльменов, проглотил пуговицу.

«Ну, не смешите! – скажете вы, махая руками. – Разве это новость?! Ведь каждую минуту по всему Соединенному Королевству сотни – если

не тысячи! – портных проглатывают пуговицы, булавки и прочую мелочь! Да что там мелочь – вот, говорят, в Девоншире был случай: один портной случайно проглотил недошитый редингот! Об этом даже была заметка в «Девонширской хронике» от 23 июня 1897 года! А вы говорите – пуговица!»

Все это, конечно, так, однако в истории мистера Дунса есть ряд любопытных деталей, заслуживающих внимания.

Но не будем забегать вперед. Для начала осмотримся на месте событий.

Мастерская мистера Грегори Дунса располагалась на первом этаже старого четырехэтажного дома по Уивер-стрит. На деревянной вывеске, которую не подновляли как минимум лет десять, была изображена катушка ниток с воткнутой в нее иглой, а вокруг этой незамысловатой символики портняжного ремесла шла темно-синяя надпись кривыми буквами: «Грегори Дунс. Платье для джентльменов. Пошив на заказ».

Вся мастерская состояла из двух комнат. Большую часть первой занимал деревянный помост под широким окном, выходящим на улицу – на этом помосте, скрестив ноги, словно йог, с рассвета до заката сидел хозяин мастерской и шил очередной сюртук или жилет. Здесь же, рядом, лежали раскроенные части будущего платья, ножницы, нитки, коробочки с пуговицами и булавками, портняжный мел и прочие материалы и инструменты, которые могли в любой момент понадобиться в работе. Напротив окна, у стены, стоял грубо сработанный стеллаж, на котором лежали отрезы материи. Справа от стеллажа помещался старый манекен – мыши кое-где прогрызли холщовую обивку, и на пол из дыр то и дело просыпались опилки. Слева от стеллажа была дверь, которая вела в крошечную каморку, что служила портному одновременно столовой, спальней и туалетной комнатой.

Из приведенного выше описания легко догадаться, что дела мистера Грегори Дунса шли не очень хорошо. Если уж говорить совсем начистоту – он с трудом сводил концы с концами, а порой бывало и так, что концы эти вовсе отказывались сводиться. Ибо не так много джентльменов, могущих себе позволить платье на заказ, проживало на Уивер-стрит, а достопримечательностей вышеозначенной улицы было недостаточно, чтобы привлечь сюда публику из других районов города. По крайней мере, так было до того, как мистер Дунс проглотил пуговицу.

Как бы то ни было, каждый день спозаранку мистер Дунс усаживался на свой помост и принимался за работу. Как и многие портные, он имел привычку держать во рту всякие мелочи вроде булавок или иголок. Однако в тот день, когда произошло описываемое событие, портной держал во рту не булавки и не иголки. Сюртук мистера Стрикленда из адвокатской конторы был почти готов, оставалось лишь пришить пуговицы – ими-то и были заняты уста мистера Дунса. И вот, когда оставалась лишь одна не пришитая пуговица, мистер Дунс неожиданно икнул, сглотнул – и пуговица оказалась у него внутри.

Говорят, что икота нападает тогда, когда кто-то вспоминает о нас. По крайней мере, в отношении Грегори Дунса эта примета оказалась чистой правдой: за несколько секунд до того, как с ним приключилась вышеописанная оказия, его тетушка миссис Барнеби, проживающая в Торки, сказала своему внуку:

– Хочешь ты того или нет, Чарли, а в школу идти придется. Потому что сейчас ежели без мозгов, то одна дорога – ящики на вокзале грузить. Или вон прозябать в портняжках, как наш непутевый родственничек Грегори Дунс. Даром что в столицах живет, а за душой ни гроша! Хорошо, моя дорогая сестра, упокой Господи ее душу, не видит, во что он превратился…