Издержки профессии, или Перемена участи
Шрифт:
– Живой, паршивец! – сказал Вуди и хлопнул Джонни по плечу.
– Черти меня раздери, – добавил Пат.
Тут Джонни посмотрел на Пата, сощурив глаза, и вдруг сказал:
– Кстати, Пат, а где та конторка, что осталась тебе от бабки?
Патрик Рябой вытаращил глаза и даже забыл обратиться к чертям со своей традиционной просьбой.
– В ло… ломбарде, уж третья неделя пошла, как снесли, – пробормотал, наконец, он. – Бетси сказала – дома толку от ней все равно никакого, а если она вдруг старинная окажется, так может, удастся выручить гинею или даже две…
– Так беги скорей и выкупай назад! – вскричал Джонни, все еще сидя на мостовой. – В той конторке есть потайной ящичек, а в нем – семьдесят три золотых
– Черти меня… – промямлил Пат и сел на мостовую. – А ты как прознал?
– Да бабка твоя сказала, – отмахнулся Джонни и стал с кряхтением подниматься.
Вуди и Билли синхронно покрутили пальцем у виска, а Пат попытался слабо возразить в том смысле, что бабка его уж тридцать лет как покойница. Однако Джонни его не слушал – он был занят своим гардеробом. Брюки были очень уж нехороши – все в строительной пыли и щепках. Джонни потянул из кармана носовой платок, но вытащил не один, а целую гирлянду разноцветных платков, длиною никак не меньше пяти ярдов. Вуди и Билли бочком, как бы никуда не спеша, перешли на другую сторону Беркли-Роуд и там припустили бегом, а Пат Рябой отправился прямиком в ломбард. Джонни же осмотрел полуразрушенные леса, покачал головой и пошел домой.
С того дня произошло несколько знаменательных событий. Патрик Рябой выкупил из ломбарда конторку, в которой, после нескольких часов поисков, был-таки обнаружен потайной ящичек, а в нем, как и обещал Джонни-Финнеган, лежали семьдесят три золотых соверена и серебряный наперсток времен королевы Анны. Пять соверенов Пат отдал Джонни, и последний распорядился деньгами так: два соверена положил в банк, еще два спрятал в носок – на черный день, а на пятый соверен купил себе твидовый костюм и разместил во всех газетах, включая «Таймс», объявление следующего содержания:
Джон Финнеган Макгилл
Спиритические сеансы,
поиск пропавших вещей и домашних животных,
фокусы и волшебства.
Спрашивать по адресу: Мейден-лейн, 18.
Стоит ли добавлять, что с тех пор Джонни не брал в рот ни капли спиртного!
Кисть, перо и пуанты
Однажды танцовщица кордебалета Нора Лейн попала пуантом в глаз приме-балерине Констанции Вуллерби. «И что с того? – скажете вы. – В мире балета, где зависть и тщеславие пляшут нескончаемый танец не только за кулисами, но и на самой сцене, таким событием никого не удивишь!»
Однако же случай Норы Лейн отличается от множества схожих происшествий тем, что юная Нора не хотела попадать в глаз Констанции Вуллерби – ни пуантом, ни чем-либо еще. Честное слово! Вот вы не верите, а зря.
Дело было так. На вечерней репетиции в Ковент-Гардене «прогоняли» второй акт «Лебединого озера», и как-то сразу всё не задалось. Сначала долго не могли успокоить Зигфрида – мистера Персиваля Стоукса, в личную гримерку которого забыли принести букет фиалок, а без фиалок артист – по его собственным словам – никак не мог «настроиться на волну прекрасного». Затем мисс Вуллерби (еще без фингала под глазом) в кулуарной беседе с работницей пошивочной мастерской миссис Блайнд обозвала хореографа «мерзким стручком», а хореограф это услышал и парировал выпад примы, назвав ее, в свою очередь, «хромой цаплей», что повлекло за собой двадцатиминутную перепалку с попыткой (к счастью для всех, неудавшейся) рукоприкладства со стороны мисс Вуллерби. В довершение всего
Когда же, наконец, всеобщими усилиями удалось успокоить безутешного мистера Стоукса, усмирить разбушевавшуюся мисс Вуллерби, умаслить обиженного хореографа и распутать колтун из сомлевшего Билли Пилфри, перепуганной мисс Дианы Роуз и ушибленной виолончели, случилось это. Прямо во время танца у мисс Норы Лейн развязалась ленточка, и левый пуант отправился в свободный полет. Всё произошло так стремительно, что поначалу никто не усмотрел связи между вскриком «Ой!» танцовщицы кордебалета и потоком ругательств, которыми внезапно разразилась мисс Вуллерби. Однако вскоре связь была установлена. Прима, левой рукой закрывая ушибленный глаз, а правой потрясая подобранным со сцены «снарядом», обещала собственноручно четвертовать ту, которая посмела совершить это коварное злодеяние. Внимательно оглядев уцелевшим глазом ноги танцовщиц кордебалета, мисс Вуллерби безошибочно определила виновницу и собралась тут же, на месте, привести свою угрозу в исполнение. Лишь слаженные действия всех участников постановки позволили не допустить кровопролития, и пока Зигфрид (впоследствии укушенный за запястье) с тремя танцовщицами кордебалета и хореографом удерживали жаждущую отмщения мисс Вуллерби, остальные уводили в безопасное место рыдающую Нору Лейн.
С этого момента жизнь Норы Лейн сделалась невыносимой.
Наутро после инцидента Нору вызвал директор труппы, внимательно и даже, казалось, сочувственно выслушал ее перемежающиеся всхлипами оправдания, но ясно дал понять, что от последствий сего прискорбного случая он ее оградить не сможет.
А последствия не заставили себя ждать.
Мисс Вуллерби, понятное дело, в театр не явилась, однако на своем столике в гримерке Нора обнаружила черную увядшую розу и уведомление от адвоката примы-балерины о том, что последняя подала на Нору иск в суд о злонамеренном членовредительстве. Коллеги, плохо скрывая ликование по поводу фингала под глазом всеми нелюбимой примы, всячески выказывали Норе поддержку, но от этой поддержки ей становилось только хуже.
Никто, положительно никто не верил в случайность произошедшего! Милли и Сью – подружки из кордебалета – поздравили Нору и сказали, что «эту клячу» Вуллерби давно нужно было поставить на место, да только сами они никогда бы не решились! Затем Нору позвала к себе «на аудиенцию» вторая прима труппы мисс Анна Леверби. Сверкая бриллиантами и благоухая пряными духами «Саломея», мисс Леверби порхала по гримерке, заливисто хохоча. Доверительным тоном она поведала Норе, как давно метила на роль Одетты, но как «эта бездарность» Вуллерби «перекрывала ей кислород», но уж теперь она всем покажет, какова настоящая Одетта! Затем мисс Леверби крепко обняла Нору и всучила ей «в знак благодарности» коробку бельгийских конфет. «В знак благодарности за что?» – осипшим голосом спросила Нора, но мисс Леверби в ответ лишь многозначительно подмигнула.
Пошатываясь, Нора вышла из гримерки новой Одетты – и тут же наткнулась на Зигфрида, который незамедлительно обрушил на нее поток жалоб:
– А, вот и наш меткий стрелок! Наш Вильгельм Телль в пачке! Поглядите-ка, – он продемонстрировал Норе укушенное запястье, – это по вашей, между прочим, милости!
– Но, мистер Стоукс, отчего же по моей? – робко спросила Нора.
– А по чьей же еще? – сварливым тоном молвил Стоукс. – Это же вам приспичило кидаться пуантами! А пострадал я! Причем, прошу заметить, пострадал, спасая вашу жизнь. И где благодарность?! Нет благодарности. Никто меня здесь не ценит, мелочь такую – фиалок букет – и то принести не могут! А я актер! У меня тонкая организация! Мне нужно настроиться!