Изгнание ангелов
Шрифт:
– Не давай чувствам поработить себя – сосредоточься на нашей цели. Последние шесть дней я, за редким исключением, всем занимаюсь сам. Я прекрасно вижу, что тебе не по себе. Это нормально, поэтому я беру на себя все, что могу сделать без твоей помощи. Я определил местоположение генеральского гольф-клуба, нашел этот дом, привез все необходимое оборудование – словом, предусмотрел, как выкрутиться из любой ситуации. Я знаю, что ты боишься, поэтому на тебя не в обиде. Во многих случаях мне нужна была твоя помощь – чтобы ты меня прикрыл, но твое отсутствие – не катастрофа. Я делаю все, чтобы тебя поберечь. Но завтра мне
Штефан не знал, что на это ответить. Ему было стыдно, но что это меняло?
– Тебе страшно, – продолжал Петер, – но и я в глубине души не так спокоен, как кажется. Но я стараюсь совладать со своими страхами. Ради Валерии мы должны сделать все, что в наших силах, и сделать быстро. Мы оказались в безумной ситуации, и только безумное решение может помочь нам из нее выпутаться. Я знаю, что ты чувствуешь…
Штефан быстро поднял голову и посмотрел Петеру в глаза:
– Нет, ты не знаешь. Я вижу, как ты изменился за последнее время. Ты становишься другим человеком. Конечно, внешне ты не изменился, но каждый день я замечаю в тебе новые способности, вижу, как ты пользуешься навыками и опытом, пришедшими из ниоткуда. Даже говоришь по-другому. Если откровенно, я немного растерялся. Здесь, без Валерии, но с тобой, который постоянно меняется, я чувствую себя одиноко, и это тоже отравляет мне жизнь. Я хочу помочь ей выпутаться из этой истории, но боюсь, что у меня не хватит смелости и сил и я только все испорчу.
– Я тоже не знаю, получится у нас или нет, – согласился Петер, – но одно я знаю точно: если у нас есть шанс, мы воспользуемся им вместе.
Не найдя других аргументов, Штефан сказал:
– Ты не знаешь меня, Петер. До этой истории я был тихоней, послушным мальчиком, который никому не доставляет проблем. Для меня приключения – это компьютерная игра, где смерти не существует, а любую рискованную ситуацию можно «притормозить», просто нажав на кнопку «пауза». Когда я думаю о настоящем риске, меня охватывает паника. Я не создан для борьбы и риска.
Он перевел дух:
– Знаешь, до того как украсть у вас чемоданчик той ночью, у озера, самым отчаянным поступком, который я совершил в жизни, был прыжок на резинке с моста под Мюнхеном. Занятия в университете уже закончились, так что знакомых я встретить не опасался. Я чувствовал себя больным перед прыжком, а когда прыгнул, думал, что умру, и последнее, что увижу в жизни, будет высохшее русло неизвестной мне реки, к которому я летел со скоростью самолета-истребителя.
Петер улыбнулся, а Штефан тем временем продолжал:
– Но сейчас мы оказались в настоящей опасности. Мы не знаем, что с нами может случиться, с кем или с чем нам придется сражаться. Единственное, что известно наверняка, так это то, что мы рискуем по-крупному. Я не хочу остаток жизни провести в тюрьме или в лаборатории, утыканным электродами. Не хочу прыгать с моста, особенно без резинки на поясе. Идея с похищением генерала, который руководит Агентством национальной безопасности, – чистейшей воды сумасшествие. Будь у нас армия, мы могли бы рассчитывать на успех…
– Армия или веская причина. Причина у нас имеется – Валерия. Штефан, в этой ситуации нам всем тяжело. Постарайся представить, что сейчас переживает Валерия. Хотел бы ты поменяться с ней местами? А я… Неужели ты думаешь, что я перестал испытывать простые человеческие
Он помолчал немного и со вздохом продолжал:
– Не желаю никому пережить такое. Меня гнетут сомнения и страхи. Я боюсь себя потерять. Бесспорно, Дестрели были гениями, но быть их подопытным кроликом – то еще развлечение. Я – первый, в ком проснулась память о прошлой жизни. Никто не может ничего мне объяснить, успокоить. И мне, как и тебе, всего двадцать. Я хотел бы, чтобы у меня было достаточно времени, чтобы поговорить об этом с тобой и с Валерией, записать, что со мной происходит, запомнить ощущения… Но времени нет. Мы рискуем погибнуть, даже не поняв, что с нами случилось. А если так, я хочу драться, хочу забрать Валерию и уехать в безопасное место. И рассчитывать мы можем только на себя. Мне нужна твоя помощь. Если мы не сделаем то, что задумали, ты, возможно, сможешь выкрутиться, вернуться к нормальной жизни и все забыть. У нас с Валерией такого шанса не будет. Мы увязли в этом дерьме по уши, и обратного пути нет.
Он опустил голову. Странно, но за долю секунды его настроение радикальным образом переменилось. Горячность, сила убеждения исчезли в мгновение ока. Петер ощутил себя слабым и потерянным. Он обхватил голову руками. Штефану показалось, что приятель готов разрыдаться. Взволнованный его отчаянием, он забыл о собственных страхах и отреагировал инстинктивно:
– Мне нужно вспомнить военные звания и потренироваться отдавать честь. Тюрьма для нашего генерала полностью готова. Будь что будет. Не зря ведь говорят, что только вера и спасает!
Петер выпрямился и усталым голосом сказал:
– Пройдемся по каждому пункту плана, уточним все моменты, а завтра – в омут головой. Выбора у нас нет.
Он встал, прошел в кухню, открыл холодильник и налил себе большой стакан апельсинового сока.
– Хочешь? – предложил он Штефану.
– С удовольствием, у меня горло пересохло, как та чертова речка!
Он тоже встал, пока Петер наливал ему сока. Подойдя, взял из рук приятеля стакан. Опершись о рабочую поверхность кухонного стола, они маленькими глотками пили прохладный сок. Юноши стояли рядом, бок о бок, молчаливые и задумчивые. Каждый по-своему ощущал облегчение, озвучив свои сомнения и страхи.
– Нужно еще снять розетки, – сказал Штефан, поставив на стол пустой стакан.
Теперь он стоял лицом к Петеру, который смотрел на него очень внимательно.
– Знаешь, – начал голландец, делая последний глоток, – завтра нам не будет так страшно.
– Естественно, – ответил Штефан, который был готов согласиться с чем угодно, лишь бы себя приободрить. – Времени бояться у нас не будет. А пока мы можем проработать каждый этап плана, благо, у нас ночь впереди.