Изгнание беса (сборник)

Столяров Андрей

Беппо вздохнул и почесал круглый живот под мундиром.

– Не так это просто, милорд, а – обет Дому Герриков? Срок моей службы еще не кончился. И – солдат не покидает своего лорда в минуту несчастий. После победы – пожалуйста, есть даже специальный закон на этот счет. А уйти сейчас – позор на всю жизнь и клеймо труса… – Он вытащил короткие пальцы из-под мундира, посмотрел на тупые квадратные ногти, торчащие уголками, и с несвойственной ему торопливостью взялся за рукоять меча. – Давайте работать, милорд, за нами – присматривают…

Чуть повернув голову, я увидел на другой стороне плаца пластилиновую фигуру Петипа.

17

О том, что Гийом не любит меня, я догадывался. Я

еще не забыл тот странный взгляд, которым он обжег меня там, на набережной, его бледное, точно вымоченное в воде, лицо, когда он впервые был вынужден назвать меня лордом, его явную отстраненность и вдумчивую серьезность в разговорах со мной. Да и здесь, в крепости, это проявлялось во многих, весьма заметных деталях: в равнодушной надменности, с которой он проходил мимо меня, в неприятном вздергивании бровей, когда Гийом слышал мой голос, в чрезвычайно подчеркнутой вежливости, с которой он ко мне обращался. Вежливость его меня просто душила. Вспоминая обо мне в тех случаях, когда без этого нельзя было обойтись, он, в отличие от Алисы, никогда не забывал прибавить к моему имени титул, «милорд», причем голос весьма ощутимо был окрашен иронией, с его точки зрения я, конечно, ни лордом, ни воином не являлся, – а выслушивая ответ, он смотрел на меня непроницаемым твердым взглядом, после чего сразу же отворачивался и как будто напрочь забывал о моем присутствии.

Однако, демонстрируя такое пренебрежение, впрочем, полностью в рамках благовоспитанности, так что придраться ни к чему было нельзя, Гийом вместе с тем ежесекундно следил за моей персоной. Я все время чувствовал на себе его прицельные суженные зрачки, словно железный палец упирался между лопаток, но, когда оборачивался, встречал лишь опущенные, точно в задумчивости, тонкие веки. Гийом явно сдерживался, и только однажды его будто прорвало. Беппо как раз, наживив гвоздь в дерево, показывал мне, как надо выполнять удар под названием «косой ливень» – это когда меч падает от плеча с ощутимым уклоном, – вдруг весь вытянулся и по-уставному, плашмя, приложил лезвие к животу. Я даже понять ничего не успел – из-за спины моей неторопливо выдвинулся Гийом, иронически, как всегда, посмотрел сначала на меня, а потом на Беппо, перевел очерченные, как у зверя, зрачки на гвоздь, торчащий из бруса, тряхнул длинными волосами, тронул бородку, я опять-таки не успел ничего толком понять – на долю секунды распахнулся сверкающий плазменный полукруг, гвоздь слегка шелохнулся и, точно переломившись, начал медленно заваливаться на бок, но еще прежде, чем он упал, серебряный полукруг снова распахнулся, как веер, и когда металлический стерженек, наконец, покатился по брусу, я увидел, что разрублен он не на две, а на три части. Тихо звякнув, упали они на твердую землю плаца. А Гийом вновь посмотрел сначала на меня, а потом на Беппо и, ни слова не говоря, бросил меч в ножны.

И хотя взгляд у него был, как обычно, тверд и абсолютно непроницаем, я вдруг понял, что бледность, выступившая в нем на набережной, была не случайной. Гийом действительно меня ненавидел. В его глазах я был уже мертв – это лишь вопрос времени.

Я это действительно понял.

И, наверное, понял Беппо, который еле слышно шепнул, когда Гийом удалился:

– Осторожней, милорд, вам здесь следует быть очень внимательным…

Это, разумеется, было плохо.

Однако гораздо хуже было другое.

Хуже всего было то, что Гийом тоже понял, что я это понял.

Любопытно, что я ему даже сочувствовал – до некоторой степени. Еще бы, быть естественным и законным наследником главы великого Дома, единственным претендентом на Алломар в случае смерти Геррика, претендентом, права которого ни у кого не вызывают сомнений. И вдруг – кольцо лорда с аквамариновым камнем достается Алисе. Удар? Удар! И вдруг у Алисы – муж, внезапно обретший права наследного лорда. Опять удар! Оказаться на третьем месте, быв фактически первым, терпеть наглого самозванца, каковым я ему, по-видимому, представлялся, наблюдать,

как земли, уже казавшиеся твоими, уходят в чужие руки. От этого у кого угодно померкнет сознание.

Повторяю: я ему в определенной мере даже сочувствовал. Более того, я был готов отказаться от наследования Алломара. Отказаться от того, чего никогда не имел, очень просто. Алломар представлял для меня некую гипотетическую условность. Но я кожей чувствовал, что Алиса ни за что не пойдет на подобный шаг. Даже слабый намек на такую возможность был бы для нее оскорбителен, потому что она-то как раз полагала, что здесь все нормально. Таковы непререкаемые Законы в основе мира: лордом можно стать, лишь победив в честном бою другого лорда, в этом наше проклятие – мы обязаны непрерывно отстаивать свое положение. Лорд по праву рождения – это еще не совсем то, что требуется. Человек, родившийся лордом, должен подтвердить это, совершив подвиг. Гийом – талантливый воин, он не раз демонстрировал мужество и умение командовать боем. Можно, не задумываясь, поручить Алломар его попечению. Тем не менее, подвига – того, что выделяет человека из разряда других – у него пока нет. Может быть, ему просто не везло до сих пор, а быть может, у него не хватает той внутренней силы, которая заставляет человека преодолеть невозможное.

– Так что, все справедливо, – говорила она, покусывая ноготь на пальце. – Именно поэтому Геррик передал кольцо Алломара мне, а не младшему брату. Женщина обязана хранить традиции своего Дома. Кстати, о традициях, раз уж зашла речь…

И все также покусывая несчастный ноготь, она с некоторым раздражением объяснила мне, что с точки зрения традиций Дома Герриков я виду себя абсолютно возмутительно и недопустимо: фамильярничаю с прислугой – что тебе далась эта Мирра? – слишком накоротке держусь с солдатами и, тем более, с Беппо. Беппо учит тебя сражаться, но это не значит, что вы – приятели. Он – сержант, ты – лорд, вы просто не равны друг другу. Пожалуйста, милорд муж, имейте это в виду!

– «Все люди рождаются свободными и равными», – процитировал я. – «Общественные различия могут основываться лишь на соображениях пользы». Так, во всяком случае, принято у нас на Земле. Закон есть выражение общей воли.

– Нет, – упрямо сказала Алиса. – Все люди только – рождаются. А свободными и равными они становятся сами, если того хотят. Кстати, в большинстве своем они того не хотят. Свобода налагает слишком серьезные обязательства.

– Например, ограничивать свободу других, – заметил я.

– Но взамен они получают спокойствие и мирную жизнь, – сказала Алиса. – Неужели не очевидно: свобода – это плата за жизнь. Точно также, как жизнь – это неизбежная плата за обретаемую свободу. Либо ты выбираешь свободу, но тогда будь готов в любой момент отстаивать ее ценой жизни, либо ты выбираешь собственно жизнь, но тогда отдаешь часть свободы тому, кто за тебя умирает. Это – основа любых человеческих отношений. Во все времена и во всех мирах, которые мне известны. Никакие уступки здесь невозможны. Потому что если уступить даже в мелочи, то, как домик из песка, начнет разваливаться все остальное. Люди превратятся в зверей, пожирающих друг друга. Это – неизбежно, так уже было в Смутные времена… Что же касается Мирры, на которую ты украдкой поглядываешь, то тут вовсе необязательно скрывать что-то или делать тайком от меня. Лорду принадлежит любая незамужняя женщина, это тоже – закон. Если ты хочешь Мирру – просто возьми ее. Ни одна женщина Дома не вправе отказать лорду.

До сих пор она избегала прямо смотреть на меня, будто я был ей исключительно неприятен, но тут резко распахнула глаза, и синь прежнего высокомерия хлестнула меня, как разряд электричества.

– Значит, не возражаешь? – спросил я, взбешенный этой педагогической выволочкой.

– Ничуть, – сказала Алиса, точно речь шла о каких-то немыслимых пустяках.

– Это тоже в ваших традициях?

– Постольку, поскольку это улучшает человеческую природу.

– Тогда я воспользуюсь своим правом, – проинформировал я. – Ты не возражаешь?