Изгнанная армия. Полвека военной эмиграции, 1920–1970 гг.
Шрифт:
– Да он просто сдрейфил. Ты бы видела себя со стороны. Настоящая львица! Мне показалось, еще чуть-чуть, и ты ему вмажешь!
Соня поджала губы. Марк хоть и меньше Луиса по размерам, но бояться удара такой хилой девчонки, как она, не будет. Чего же он испугался?
– Я присяду к вам? – возле их столика очутился Петруша.
Надежда неплохо над ним поработала: на шее у парня болталась повязка, пахнущая нашатырным спиртом, а в руках красовался бумажный пакет на случай внезапной тошноты.
– Только, чур, не падай на мой стейк, – усмехнулась Даша, отодвигая свою тарелку подальше от Петруши.
Это разрядило обстановку, и на щеках у парня снова заиграл румянец.
– Не буду. Спасибо, что помогли мне, – обратился он к подругам, подсаживаясь за их столик.
– Да я ничего такого не сделала, – улыбнулась Даша. – Это все Соня – гроза игроков!
Петруша с благоговением взглянул на Соню.
– Мой папа сказал, что ты жутко опасна, но теперь я вижу, что это не так.
– Опасна? – удивилась Соня.
Петруша потупился в свою тарелку, пытаясь поймать вилкой постоянно ускользающую от него горошину.
– Ну да. Говорят, что у тебя есть особая… ну, как бы тайна.
– Тайна? – снова переспросила Соня.
– Ну, твоя мама ведь выиграла Игру…
Петруша наконец наколол горошинку и принялся задумчиво ее пожевывать.
– И что? – на этот раз не выдержала не только Соня, но и Даша.
Петруша положил вилку и уставился на подруг.
– Ну, вообще-то не я должен об этом рассказывать… – еле слышно проговорил он.
Соня глубоко вздохнула. Ей придется еще раз пережить это, но выбора нет. Она как можно короче пересказала историю смерти своих родителей, очень радуясь, что приступ не начался.
Глаза Петруши стали похожими на две монетки.
– Не может быть! Ни слова не рассказали об Игре! Поверить не могу.
– Эй! Ее родители сгорели заживо. Тебя это не удивляет? – проговорила Даша и тут же замолчала, поняв, что сморозила глупость.
– Всякое бывает, но не рассказать об Игре… Моя бабушка мне о ней сказки читала, когда я еще говорить не мог!
– Я как раз пытаюсь выяснить, почему это произошло. Не подкинешь идейку? – в упор спросила Соня.
Петруша секунду подумал. Казалось, еще чуть-чуть, и можно было увидеть, как мысли в его голове копошатся, берутся за руки и водят хоровод. Наконец решение созрело.
– Только прошу, не говорите папе, что я рассказал вам это. Он с меня шкуру спустит!
Подруги дружно кивнули.
– Прошлая Игра происходила в Мексике. Игроки должны были пробраться сквозь джунгли в покинутый древний город и там отыскать священную реликвию. Мой отец дошел до финала, но с ним случилось несчастье – из-за обвала он не смог продолжить Игру. Но там, лежа под камнями, он кое-что видел…
Петруша сравнялся по цвету с бордовой скатертью и стал так сильно коверкать слова, что понимать его становилось все сложнее. Дальше он продолжил еле различимым шепотом:
– На вершине заброшенного храма он увидел Ольгу. В ее окровавленных руках был нож, а у ног лежал Константин. Ольга вошла в храм, то есть победила в Игре. И там она загадала свое желание… И Игра закончилась.
– И?.. – не выдержала Соня.
– Никто так и не узнал, какое желание она загадала! Обычно это становится очевидным сразу: богатство, красота, умение говорить на всех языках, да что там – умение управлять временем или летать! А тут – ничего! Никаких изменений. Вот все и подумали, что Ольга загадала что-то для тебя, для ребенка, которого носила под сердцем.
И все равно Соня не понимала.
– Может, это что-то, о чем ты не должна была знать? – задумчиво произнесла Даша. – Может, твои родители специально скрыли правду об Игре, чтобы желание сбылось?
Вечером в доме у тетки разразился армагеддон. Карина Ивановна бегала вверх-вниз по лестнице в поисках каких-то украшений. Марта выла, что ее любимые тени искрошились, и требовала найти им замену. Когда через час кузина стояла посреди гостиной при полном параде, Соня вздохнула с облегчением. На этот раз Марта разбила всего несколько тарелок и испачкала косметикой только один ковер.
– Приберись здесь, живо! – бросила Соне тетка и отправилась на кухню вызывать такси.
Соня из последних сил сдерживала себя, чтобы не послать родных куда подальше. И все же она подняла с пола полупустую коробочку с тенями. На белом ковре веером рассыпались розовые, голубые и зеленые горошинки.
– Ну ты и неряха! – усмехнулась Марта, наступая каблучком на оставшийся на полу квадратик с голубыми тенями и давя его.
– Это ведь ты их уронила, – проговорила Соня, прямо смотря кузине в глаза.
Марта удивленно вскинула брови.
– Отдай в химчистку мое розовое платье и черный жакет, – надменно произнесла она, глядя на Соню сверху вниз.
– Сегодня пятница и химчистка закрыта, – проговорила Соня сквозь сжатые зубы.
– Ну что ж… – Марта тут же круто развернулась на каблучках и прошла к телевизору. Там она зацепила рукой черно-белую фарфоровую вазу, которую Карине Ивановне подарил какой-то знаменитый французский режиссер.
Ваза упала на ковер и раскололась на три части.
– Упс, – Марта изобразила на хорошеньком личике испуг, – что скажет мама, когда узнает, что ты разбила ее драгоценную вещицу?
Соня от возмущения чуть было не захлебнулась воздухом.
– Да как ты смеешь! – воскликнула она.
Лицо Марты расплылось в широкой улыбке.
– Я многое смею, сестрица, – проговорила девушка, рассматривая свои ноготки. – И даже больше, чем ты думаешь. А теперь перейдем к делу…
Марта мягко шагнула к Соне. Ее фиалковые глаза недобро сверкнули.