Изгнанница Муирвуда
Шрифт:
С ресниц скатилась слеза, другая. Слезы капали на бумагу, и буквы расплывались, превращаясь в кляксы. Майя попыталась взять себя в руки, но не смогла, и долго, тихо плакала в саду, прижав ладони к глазам.
Канцлер Валравен пожертвовал своим положением, высоким постом, будущим, и все ради того, чтобы Майя унаследовала трон. Ради того, чтобы сгладить последствия отцовского распутства, от которого страдал весь двор и вся страна. Майя не умела плакать. Ей не нравилась дрожь, бившая ее тело, было неприятно оттого, что течет из носа, ее смущала буря чувств, пробудившихся внутри. Она вытерла нос рукавом и постаралась успокоиться. Какая странная смесь чувств! Благодарность и грусть, надежда и отчаяние. Она не увидит
Прочно запечатлев в памяти написанное, она стала рассматривать кистрель. Медальон лежал у нее в ладони, и металлический край в переплетении чеканных лоз впивался в кожу. На медальоне не было лица. Он представлял собой кольцо из переплетенных ветвей и листьев; листья были выполнены довольно грубо, но найти среди них два одинаковых не сумел бы никто. Кистрель — это порода соколов, и название свое медальон получил в ее честь. Сверху к кистрелю крепилась тонкая цепочка цвета бронзы.
Майя смотрела на кистрель, вспоминая те далекие дни, когда канцлер у нее на глазах обратился к кистрелю и призвал в башню полчища крыс и мышей. Тогда он сказал, что Майя еще слишком мала, чтобы пользоваться кистрелем. Он говорил, что в пору созревания ее захлестнут неодолимые чувства — целая буря чувств, с которыми она должна будет суметь совладать, прежде чем получит кистрель. Он обещал, что подарит Майе кистрель, когда она станет взрослой. Но вот он, кистрель, лежит у нее на ладони — а значит, канцлер не надеется дожить до того времени, когда она станет взрослой. Мысль об этом была непереносима.
Майя распутала цепочку и накинула ее на шею. Какое-то время девушка прислушивалась к себе, пыталась уловить какое-нибудь новое ощущение — но нет. Все было как прежде.
Она сунула кистрель под нижнюю рубашку — прохладный металл коснулся кожи, — туго свернула записку и спрятала ее в складках пояса. Увидит ли она когда-нибудь Валравена?
Спустя две недели он будет мертв.
Майя встала как вкопанная. Глаза у нее расширились. Шепот, коснувшийся ее мыслей, был так же ясен, как если бы эти слова произнес стоящий рядом человек. По рукам побежали мурашки. Девушка содрогнулась.
Две недели спустя гонец принес весть о том, что Валравена нет в живых. Так Майя научилась верить Истоку.
Перед нами нессийцы испытывают великий страх, это дохту-мондарцы научили их бояться нас. Они поведали о том, как иссякает Исток, когда человек нарушает закон, забывает честь и утрачивает сострадание. Для того чтобы породить добро или зло, достаточно одной мысли, а мысль эта зависит от того, что возобладает в человеке. Более всего на свете нессийцев страшит крах, который они наблюдали, придя на наши берега, и мастоны, которые, твердо веруя в Исток, все же не сумели этот крах предотвратить. В будущем, дитя, ты узнаешь, что настроениями нессийцев управляют они, дохту-мондарцы. Они стремятся предотвратить новую Гниль. Но что станет с потоком, если разрушить удерживающую его плотину?
ГЛАВА ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ
Бесчисленные
— Говорите, пароль — «Коморос»?
Задрав голову, Майя смотрела на высоко сидящего в седле капитана. Это был крупный мужчина с очень коротко остриженными светлыми волосами и ухоженной остроконечной бородкой. Улыбка у него была незлая, но глаза смотрели цепко, пронизывающе. Уголок рта дрогнул, но в остальном лицо оставалось непроницаемо.
Майя остро ощущала присутствие Бесчисленных. Они были повсюду, они тянули рыла к солдатам, принюхивались, вились вокруг. Маслянистая чернота окутала ее сердце. Далеко, на грани слуха, родился тягучий ноющий звук, тонкий вой тетивы, которую приложили к струнам лютни и повели под немыслимым углом. От этого звука в зубах рождалась тягучая боль, а в животе что-то сжималось.
Джон Тейт взвесил в руке топор. Аргус угрожающе зарычал.
Солдат была ровно дюжина, все — верхом, в королевских мундирах, вооруженные. У троих имелись арбалеты.
— Пропустите нас, — сказала Майя, но даже ей самой собственный голос показался неубедительным.
Командир всадников смерил ее горящим желанием взглядом.
— Собаку и охотника — прикончить. Эту — ко мне в палатку.
Джон Тейт мгновенно принял стойку и метнул топор в ближайшего к нему солдата с арбалетом. Лезвие топора раскололо арбалет, и в руках у всадника остались бесполезные щепки. Аргус, хрипя и захлебываясь лаем, бросился на лошадей, заметался то вправо, то влево, кусая их за ноги, а могучие скакуны храпели и брыкались.
Джон Тейт выхватил второй топор и послал его в грудь второго арбалетчика. Солдат сполз с седла.
Из теней на краю дороги ударил кишон. Едва заслышав приближение лошадей, он отпрянул в темноту, но теперь снова был тут как тут. Его кинжал глубоко вошел в ногу командира, и тот взвыл от боли.
Чья-то грубая рука ухватила Майю за волосы и потащила. Девушка ударилась о лошадиный бок и едва не упала. Было невыносимо больно голове. Майя забила руками, вцепилась в обтянутое перчаткой запястье у себя за спиной и попыталась стащить обидчика с лошади, однако добилась лишь того, что снова ударилась о конский бок.
— Попалась!
Не обращая внимания на боль, Майя извернулась, чтобы разглядеть нападавшего, и тут увидела болтающийся у него на поясе кинжал. Отпустив запястье, она схватила кинжал и рывком извлекла его из ножен.
Ее ударило в другой бок. Две руки подхватили ее под мышки и потянули вверх. Майя потеряла равновесие, зато нападающему пришлось отпустить ее волосы. Она билась и вырывалась, но ее легко бросили лицом вниз на конскую шею и дали коню шпоры. Быстро и отчаянно Майя ударила всадника кинжалом в голень, выдернула лезвие и ударила снова, в бедро. Всадник вскрикнул от боли, бросил поводья и схватил ее за руку, чтобы предотвратить третий удар. Он бранился, и в голосе его звучали ярость и боль.
Кто-то вцепился в ее башмак и стащил ее с лошади. Майя тяжело упала на дорогу, задохнувшись от удара. Над ней стоял Аргус. Он щелкал зубами и яростно рычал.
— Во имя Крови, всех убить! — взревел командир.
Майя с трудом встала на колени и сквозь разрывающую грудь боль попыталась дышать. Солдат было слишком много. Копыта били о землю в опасной близости от нее, одним лишь чудом не раздавив ей руки. Майя хватала ртом воздух и пыталась совладать с нахлынувшим ужасом.
Поднятая в воздух пыль ела глаза. Майя свернулась в комок, стараясь быть как можно меньше, но конские копыта по-прежнему были слишком близко. Ее затопчут. Рядом заскулил от боли Аргус.
Майя чувствовала, как, привлеченные страхом, стекаются к ней Бесчисленные, как жадно пожирают ее ужас. Их были сотни, нет, тысячи. Они были в лошадином безумии, в исходившем от солдат вожделении, в каждом клинке и каждой травинке вокруг, и не было конца и края их полчищам, нависшим над миром, как нависало звездное небо с серпом месяца у нее над головой. Майя чувствовала, как они тычутся ей в одежду, проникают под кожу, жадно стремясь завладеть ею, стать ее частью, проникнуть в каждый уголок ее души. Сердце Майи сжалось от ужаса, но тут на груди вспыхнул жаром кистрель.