Изгнанницы
Шрифт:
– Весьма досадное, но неизбежное обстоятельство, – подтвердил Робинсон. – Мы вывели туземцев из буша, где они не ведали ни Бога, ни даже того, кто сотворил их деревья. – Он хихикнул и уже более серьезно продолжил: – Не следует забывать, что все мы рано или поздно умрем, но прежде должны вознести Господу молитвы, позаботившись о спасении своей души.
– Совершенно верно. Вы оказываете дикарям большую услугу.
– Как зовут вот эту? – поинтересовалась леди Франклин, снова обращая свое внимание на Матинну.
– Мэри.
– А как ее звали изначально?
– Изначально?
Девочка не помнила, чтобы ее окрестили Ледой, а вот имя Мэри мама просто терпеть не могла, поэтому палава наотрез отказывались его использовать. Так Матинну называли только англичане.
– Ну что ж, по-моему, она прелестна, – сказала леди Франклин. – Я бы хотела оставить ее себе.
Оставить себе? Матинна попыталась поймать взгляд Робинсона, но тот словно бы не замечал ее стараний.
Сэр Джон выглядел слегка удивленным:
– Ты намерена забрать ее к нам домой? После того, что случилось с твоим последним приобретением?
– На этот раз все сложится по-другому. Тимео был… – Леди Франклин вздохнула и покачала головой. – Вы сказали, девочка сирота? – уточнила она, оборачиваясь к Робинсону.
– Да. Ее отец был вождем племени. Мать, овдовев, снова вышла замуж, но недавно тоже умерла.
– Получается, она принцесса?
Робинсон слегка улыбнулся:
– Пожалуй, в каком-то смысле.
– Хм-м… – Леди Джейн повернулась к мужу. – Ну так что, ты не против?
Сэр Джон благосклонно улыбнулся.
– Если тебе угодно развлечься подобным образом, моя дорогая, то полагаю, вреда от этого не произойдет.
– Мне думается, будет занятно.
– А если нет, мы всегда можем отправить девчонку обратно.
Матинна не хотела покидать остров с этими вздорными людьми. Не желала расставаться со своим отчимом и другими старейшинами. С какой стати ей вдруг уезжать в какое-то новое, незнакомое место, где ее никто не знает и не любит? Ухватив Робинсона за руку, она прошептала:
– Пожалуйста, сэр. Я не…
Грубо выдернув руку, он обратился к чете Франклинов:
– Мы сделаем необходимые приготовления.
– Замечательно. – Леди Франклин склонила голову набок, оценивая девочку. – Значит, Матинна? Я бы предпочла звать ее так. Тем сильнее будет удивление окружающих, если она усвоит манеры, приличествующие леди.
Позже, когда сопровождающие губернатора отвлеклись, Матинна юркнула за кирпичные дома, возле которых сейчас собралось множество народу. Она так и не сняла церемониальную накидку из шкур валлаби, которую подарил ей перед смертью отец, и ожерелье из крохотных зеленых ракушек, сделанное матерью. Пробираясь через заросли травы валлаби [4] , чувствуя голенями ее шелковое касание, девочка слушала брешущих собак и курравонгов, упитанных черных птиц, которые при приближении дождя издавали заливистые трели и хлопали крыльями. Вдыхала знакомый аромат эвкалипта. Скользнув в буш, начинающийся сразу за расчищенным участком, Матинна подняла глаза и увидела, как в небо извергается гейзер
4
Имеется в виду дантония длиннолистная.
Эванджелина
Я не помню ни одного случая, чтобы какая-либо вышедшая на свободу преступница оказалась добропорядочной женщиной. И считаю своим долгом рассказать об их явных и постыдных пороках. Просто немыслимо, насколько все эти особы дерзкие и жестокие, даже свирепые. Они являются моровой язвой, гангреной колониального общества, этаким поношением человеческой природы, позором всему живому, ибо дикие звери – и то лучше.
Сент-Джонс-Вуд, Лондон, 1840 год
Все еще пребывая в глубинах беспокойного сна, Эванджелина услышала стук. Открыла глаза. Тишина. Потом еще более настойчивое: тук-тук-тук.
Пол пересекал узкий луч света, который проникал через окошко, расположенное высоко над ее кроватью. Девушку охватило смятение: судя по всему, она проспала утренний колокол.
Прежде с нею еще ни разу не случалось ничего подобного.
Эванджелина села, но, почувствовав тошноту, откинулась обратно на подушку.
– Одну минуту.
Рот наполнился слюной, и она сглотнула.
– Дети ждут! – В голосе горничной звенело возмущение.
– Который теперь час, Агнес?
– Так уж полдесятого!
Эванджелина снова села, стягивая с себя простыни. К горлу поднялась желчь, и на этот раз удержать ее не удалось; девушка свесилась с кровати, и ее вырвало прямо на сосновый пол.
Ручка повернулась, и дверь распахнулась. Эванджелина подняла беспомощный взгляд на Агнес, которая, сморщив нос, с неодобрением смотрела на вязкую желтую лужицу у своих ног.
– Дай мне всего одну минуту. Пожалуйста. – Она вытерла рот рукавом.
Агнес не сдвинулась с места.
– Никак траванулась? Небось съела чой-то не то?
– Да вроде бы нет.
– Лихорадит?
Эванджелина прижала руку ко лбу: прохладный и влажный. Отрицательно покачала головой.
– И давно тебе поплохело?
– Да вот только сегодня утром.
– Хм. – Служанка поджала губы.
– Ничего страшного, просто… – Эванджелина почувствовала, как у нее скручивает живот. С усилием сглотнула. – Со мной все нормально.
– Да какое там нормально! А то я не вижу. Пойду-ка доложу миссис Уитстон, что уроков нынче не будет.
Агнес коротко кивнула и развернулась, чтобы уйти, но вдруг замерла, прищурившись в сторону комода.
Эванджелина проследила направление ее взгляда. Сверху на крышке, рядом с овальным зеркалом, сиял в солнечном свете перстень с рубином, пятная багрянцем белый носовой платок, на котором он лежал.
Сердце девушки сжалось. Прошлой ночью она любовалась перстнем при свете свечи и по глупости забыла его спрятать.