Изгнанник из Спарты
Шрифт:
Через пару минут после ухода Ипполита в комнату вошла Арисба, рабыня врача Полора, которую тот одолжил Ипполиту, чтобы она выхаживала его племянника. Арисба явно еле дождалась, пока Ипполит уйдет. Она наклонилась и поцеловала Аристона долгим поцелуем, щекоча его языком. Он не сопротивлялся. Ему нравилось, как Арисба целуется. Она была очень опытной. Затем она совершила грубое святотатство - пощупала, каков результат ее поцелуев. И кощунственно улыбнулась.
– Еще пару недель - и мы попробуем, - сказала Арисба.
Когда пара недель, о которых говорила Арисба, прошла, Аристон гулял по саду с илиархом Орхоменом и
– Они валяли его в грязи, - говорил илиарх, - и весело колошматили. Какая-то степенная толстуха села ему на голову. Ты спросишь, что сделал в ответ старый Толстопуз? Взял и впился зубами мегере в задницу! От ее вопля даже одиннадцатая и тринадцатая илы обратились бы в бегство!
Они бы решили, что афиняне наконец отважились на них напасть. И поверь. Аристон, нам в тот момент действительно требовалась помощь воинов! Даже Благомыслящие - и те добрее чинных спартанских женщин!
Аристон рассмеялся. Самым странным в этой истории было то, что Орхомен говорил правду. Женщины высшей касты считали, что закоренелый холостяк оскорбляет их женское достоинство… может быть, подумал Аристон, потому что у их дочерей на выданье был такой небольшой выбор подходящих женихов. И по старинному обычаю им разрешалось откровенно портить жизнь человеку, достигшему тридцатилетия и не женившемуся. Поэтому в Спарте не было ни одного холостяка, которому бы исполнился тридцать один год, не говоря уж о мужчинах постарше. Даже вдовцам не позволялось долго горевать. Это правило не знало исключений, так что деваться было некуда. Допустим, если бы Ипполит не согласился до следующих Дионисийских торжеств на то нищенское приданое, которое вредный Сарпедон давал за пухленькой и похотливой Ламией, благородные спартанские дамы втолкнули бы его в темную комнату, где бы беднягу ждали все косоглазые, прыщавые, плоскогрудые девицы, которым уже стукнуло двадцать, а никто к ним не посватался. И в конце концов, из комнаты выплыла бы какая-нибудь голая, окровавленная, ликующая амазонка, таща за бороду или волосы полумертвого Толстопуза. Он был бы ей пожизненной наградой за победу в борьбе без правил, в которой в ход шли зубы, ногти, локти, колени, ноги и кулаки. Причем девушки сражались так яростно, что в итоге три четверти претенденток оказывались наутро у городских лекарей, а пару раз девицы послабее даже погибали.
– Теперь Ипполит клянется, - прищелкнул языком Орхомен, - что возьмет за себя Ламию вообще без приданого. На нее хотя бы приятно взглянуть, и с ней, наверно, будет весело в постели… Правда, по-моему, твоему дяде Толстопузу это уже известно наверняка.
– Не сомневаюсь, - откликнулся Аристон.
– Но скажи, друг Орхомен, зачем ты пришел на самом деле? Я ведь недаром сын илота. Я так же легко, как и он, распознаю притворство.
– Притворство?
– переспросил илиарх.
– Ну, что ты, Аристон, я никогда…
– Чепуха! Это именно притворство. Ты по натуре человек серьезный, друг мой. А тут целый день как-то чересчур веселишься. Да и веселишься-то вынужденно. Тебе кажется, что моя жизнь в опасности? Ты думаешь, периэки отомстят человеку, из-за которого тридцать их соотечественников убили, а почти
Орхомен отвел взгляд. Потом опять посмотрел на Аристона.
– Нет, дело не в этом, - сказал он.
– Пока, хвала Зевсу, периэки ведут себя смирно.
– Но тогда в чем же дело?
– спросил Аристон. Темные глаза Орхомена впились в его лицо.
– Понимаешь… - начал он. И осекся.
– Ну, давай! Говори!
– сказал Аристон.
– Дело… дело в твоей матушке. Она очень переживает из-за того, что ты так к ней относишься. Или переживала. Сейчас ее, наверно, ничто не волнует.
Аристон поднял на него глаза:
– Продолжай, друг мой.
– Благородный Теламон сейчас в Аттике, выступил в ежегодный поход против афинян. Ей не к кому было обратиться… Ты ведь это понимаешь, правда? Разумеется, от такого насмешника, как твой дядя Ипполит, толку никакого…
– Продолжай, - повторил Аристон.
– Поэтому она попросила меня передать Талу, чтобы он навестил ее. А я - о Афина, богиня мудрости, прости мне мою глупость!
– возразил, что для Тала входить в дом стратега, когда Теламона нет, равносильно самоубийству. Причем в этом случае его ожидает очень мучительная смерть. Тогда она велела узнать: может, он примет ее у себя?
– Продолжай.
– Аристона почти не было слышно.
– Во имя Аида, Аристон, пойми же! Они не старые, дряхлые развалины, а люди в расцвете лет! Она пошла к
нему, чтобы попросить его увидеться с тобой, поговорить… Чтобы ты перестал ее обвинять…
– Шлюха!
– сказал Аристон.
– Это кощунство, ты сам знаешь! Она все равно твоя мать. Таких прекрасных, наивных женщин еще надо поискать! Не будь она до такой степени наивной, она бы поняла тогда, что должно произойти. Аристон, Аристон… они хранили мечту друг о друге восемнадцать лет! А Тал… ты бы видел его сейчас… Он ходит в чистой одежде из тонкого полотна, постриг и завил свою рыжую бороду, вымыл волосы, причесался, надушился… локоны полыхают на плечах ярким пламенем…
– Ты его любишь, - сказал Аристон.
– Да. И не стыжусь этого. Но я соглашаюсь с его доводами, когда он говорит, что мужчины не должны ложиться с мужчинами, что боги создали мужское тело и женское, дабы они дополняли друг друга. Мы меч, а они ножны, мы…
– ” Перестань. Значит, теперь они… снова любовники, да?
– Да, - прошептал Орхомен.
– Я убью его, - спокойно сказал Аристон.
– Клянусь Гестией и Артемидой!
Орхомен в ужасе поглядел на него.
– Жаль, что я тебе рассказал. Я… я думал, ты им поможешь… раздобудешь денег, чтобы они могли бежать из Лаконики, поехать в …
– Помочь шлюхе и ее любовнику?
– рассвирепел Аристон.
– Помочь похотливой козе и сатиру еще раз обесчестить мой дом? Бессмертные боги! Я…
Он осекся, заметив Лизандра, вошедшего в сад. На красивом юном лице друга застыло изумление, он переводил взгляд с Аристона на Орхомена.
– Возрадуйся, илиарх, - прошептал он.
– Возрадуйся, Аристон. Я… я вам не помешал? Я сейчас уйду. Я…
– Нет-нет, останься, - беспечно отозвался Аристон.
– Я просто говорил Орхомену, что мне нужно перерезать пару глоток. Что означают два убийства для человека, чьи руки уже по локоть в крови? Проходи, проходи. Не стой с таким