Изгнанник вечности (полная версия)
Шрифт:
Тропинка вильнула, и они окончательно скрылись для селян из виду, повернув за уступ скалы.
«Танцуют все!» — со смехом прозвенело в ушах.
И Тессетен тут же обезвредил свиту подчинением, одного натравил на менталку, а затем, выхватив из-под плаща украденный ночью девчонкой-прислужницей меч, кинулся на Вартата. Но тот за мгновение до удара почуял опасность и, прервав контроль над пленниками, ушел из-под клинка.
В стороне заголосила бабенка. Тессетен предоставил той, что хранила его и после своей смерти, действовать по отношению к вартатовой
— Так ты не дурак, — злобно прорычал Вартат, отбиваясь с не меньшим искусством, чем его атаковал лжетелохранитель.
— Так и ты не умный, — усмехнулся в ответ Сетен. — Квиты мы с тобой.
Ментал пытался, но больше не мог подчинить себе людей. И, чувствуя в себе ликующую энергию неразлучной с ним гостьи, которая наконец-то добралась до настоящего дела, Тессетен догадывался, почему у Вартата это не получалось. А вот Вартат и не помышлял, что сражаются они сейчас с самой моэнарториито.
Вокруг начали стрелять, но стрельба закончилась, едва начавшись.
Перебросив легкий меч в левую руку, правой Сетен отцепил от пояса телохранительскую палицу. Вартат стал пятиться под градом удвоенных ударов, которые теперь едва успевал парировать, и трижды был задет шипами палицы.
Бой оборвался внезапно: экономист изловчился пнуть пораненного бородача, догнал его, споткнувшегося о камень под снегом, и снес ему голову.
— Возвращаемся.
Меч дымился теплой свежей кровью. Причудливыми узорами она растекалась по зеркально отполированному клинку, и сквозь алые разводы экономист увидел собственное лицо — такое, каким его всегда отображала аллийская реликвия…
Потом вдруг наступило помрачение. Сетен обнаружил себя едущим верхом, а поселок был уже рядом. За ним, конные и пешие, следовали недавние рабы. Промелькнули в памяти только глаза менталки, вылезающие от ужаса из орбит, и розовая пена на синеющих губах оскаленного рта. И то — смутно, будто не взаправду.
Не ожидавшие нападения поселенцы тоже отстреливались недолго. Вчерашние пленники с просчитанной точностью стремительно захватили самые важные со стратегической точки зрения постройки и задушили оборону, невзирая на собственную слабость и малочисленность. Взятый в плен старейшина — дед с погасшими глазами (он понял, что сталось с его сыном и невесткой) — приказал отдать победителям все, что те потребуют, и больше не проронил ни слова.
Когда отряд, пополнившийся северянами из обсерватории разоренного Ар-Рэякаима, уже выезжал за ворота, все услышали женские вопли.
Сетен разглядел несущуюся за ними во всю прыть девчонку, служанку той, чье имя позволило ему победить в сегодняшнем поединке второго уровня. Он только теперь вспомнил, что ночью пообещал взять ее в поход.
— Заберите меня отсюда! — едва не плача, умоляла она. — Не оставляйте меня с ними!
Она ухватилась за ногу сидящего верхом Тиамарто. И стоило им оказаться рядом, периферическим зрением Сетен увидел вспыхнувшее вокруг них световое поле. Значит, он не ошибся: девчонка влюбилась в своего попутчика. Потому, собственно, и влюбилась. Кулаптр тоже замер на пару секунд, потом молча подхватил ее под мышки и втянул к себе на попону.
— Только не пищи, когда поскачем быстро, —
— Во всяком случае, это не то же самое, что терпеть тумаки от хозяйки, — тут же разулыбавшись сквозь непросохшие слезы, ответила та и притихла.
Ехали они уже не один час, когда у себя за спиной Сетен почувствовал зловещую суету. Он обернулся и схватился за рукоять меча. Но дело было в другом.
— Учитель! — крикнул Фирэ, выглядывая поверх голов столпившихся вокруг чего-то всадников. — Тиамарто! Тут с Паорэсом худо…
Целитель и Сетен подъехали на зов. Тиамарто оставил на гайне девчонку, а сам спрыгнул в снег. Перед Сетеном все расступились.
Снятый с попоны, Паорэс лежал на земле, голову его поддерживал один из гвардейцев.
— Зацепили они меня, — с неловкой улыбкой признался отец Саэти.
Экономист спешился. Тяжело стало на сердце.
— Почему сразу не сказал? — сурово проворчал он.
Гвардеец показал ладонь, перепачканную кровью орэ-мастера.
— Думал, ерунда.
— Куда зацепило?
Тиамарто и Фирэ спешно освободили туловище Паорэса от одежды. Справа, сразу под ребрами, в кровавых пятнах просматривался чернеющий глазок пулевого отверстия. И крови было слишком мало для такой раны…
«Проклятье! — Тессетен провел ладонью по лицу и грузно уселся прямо на землю возле них. — Печень»…
Кулаптры молчали и ничего не делали. Они еще раньше него поняли, что сделать уже ничего нельзя.
— Дай ему что-нибудь от боли, — тихо попросил приемного сына экономист.
— Что — конец мне? — ухмыльнулся Паорэс.
В его словах, в его лице не было страха. Кажется, он даже с облегчением воспринял приговор. Тессетен видел, что орэ-мастер мечтает о встрече с дочерью и погибшей женой.
Ничего эффективного, что притупило бы боль от такой раны, в запасе у кулаптров не было. Тиамарто попросту вошел в состояние алеертэо и блокировал чувствительность мозга умирающего к болевым импульсам. Паорэс уходил с улыбкой, рассказывая смешные истории времен своей работы в Можжевеловой Низменности. Он скончался на полуслове, ни разу не застонав. Фирэ закрыл ему глаза и отвернулся, не желая показывать слез. Сетен молча посидел рядом с трупом, потом вдруг, будто повинуясь какому-то легкому толчку изнутри, расстегнул воротник умершего и снял у него с шеи удивительный золотой медальон в виде занимавшихся любовью мужчины и женщины.
И северяне, и южане молча смотрели на костер, который пожирал останки орэ-мастера. Трудные времена сближают даже бывших врагов, и уже никто не замечал акцента или различий в цвете волос и глаз спутников, которые были рядом в самые страшные часы. Простившись с погибшим, все снова тронулись в путь.
Ни разу они не пожалели, что взяли девчонку с собой. В благодарность она старалась, готовила на весь отряд и штопала прохудившуюся одежду ребят.
На семнадцатый день путешествия, переправившись на этом пути через две крупные реки, лед на которых уже начал истончаться и был теперь опасен, они увидели сначала какие-то нежилые постройки, а вскоре и город.