Изгнанник вечности (полная версия)
Шрифт:
Что ответил Вартат, Тессетен не узнал: несколько минут ему пришлось потратить на то, чтобы избежать последних объятий в своей жизни. Бегал он куда хуже оркто и знал об этом, но выкруживать между стволами ему не мешало ничего. Тем он и занимался. Даже боль в ноге куда-то пропала — только спасай нас, хозяин!
Контуженный зверь, теряя кровь, все чаще садился на зад, загребал пригоршню снега и остервенело тер им раны на голове. Пользуясь этим, Тессетен успевал наносить новые удары своим паршивым, никуда не годным топором. И все же увечья оставались, и тварь слабела. Догадавшись, что ее возьмут измором, зверюга поборола ярость. На четвереньках, косолапя, она промчалась в лес мимо работавших как ни в чем не бывало
Сдерживая остаточную дрожь в руке, Сетен утерся рукавом — пот градом катил со лба, несмотря на колючий морозец, — и стал тыкать пальцем вслед сбежавшему оркто:
— У-у! Уэ-у! Гык! У-у! Ы-ы-ы! Ыч! О!
— Ай молодец! — похвалил его Вартат, смеясь в ответ. — Как там тебя звать, не помню… Ну молодец ты, молодец!
Когда было особенно скучно, и ни оркто, ни другие обитатели сопок не казали свой нос на запах человечины, менталы развлекались по-другому: стравливали между собой двух пленников, по сути соревнуясь между собой. Но поскольку попутчики не могут причинить друг другу вреда, как не сможет аллийский меч подняться на хозяина, то и здесь единственным способом помериться силами у Вартата и его жены был контроль над сознанием рабов, которых эти двое водили, как водят диппов. Что стоило Тессетену сдерживаться при виде того, как его ребята, ничего не соображая, калечат друг друга на потеху этим выродкам орийского племени!
Сегодня же изменилось все. Сегодня Сетен получил возможность переменить ход истории их жизни в плену.
Он заметил падающее не в ту сторону дерево на пару мгновений раньше Вартата. Первая мысль мелькнула молнией: «Вот мы и свободны. Все кончилось». Но тут же после какого-то быстрого внутреннего диалога пришло осознание, что далеко они в таком состоянии не уйдут, а за ними вышлют погоню, и что не время сейчас для побега.
Быстрым прыжком он в одно мгновение ока очутился рядом с менталом и, охватив его поперек талии, отбросил в сторону, да и сам кувыркнулся следом. На то место, где только что стоял Вартат, грянулось дерево, осыпая лежащих в сугробе сухой длинноигольчатой хвоей. Бородатый ругался, по чему придется дубася кулаками придурка, опрокинувшего хозяина в снег, и только потом до него дошло, что на самом деле сейчас проделал юродивый.
Из-за ветвей рухнувшей сосны вывалилась его жена с перекошенным лицом старой гайны и такими же желтыми и редкими оскаленными зубами. Дурачок встретил ее улыбкой от уха до уха и частыми кивками, хотя едва не вывихнутая кулаком Вартата челюсть ныла неимоверно, а руки так и чесались ответить мерзавцу тем же.
— Так ты что ж, выходит, спас меня, что ли? — прозрел ментал. — Вот это да, смотри-ка! Ведь правда спасать кинулся!
Потом, на обратном пути, по разговору попутчиков Сетен понял, что Вартат хочет взять его к себе в личные охранники, но вид делал совершенно отстраненный, а когда на него смотрели, «ыгыкал» и улыбался самым что ни на есть идиотским образом.
Вечером после разговора с Тиамарто ментал кликнул юродивого к себе:
— Теперь будешь меня охранять, понял, да? Меня… охранять. Ну? Понял? Как там тебя звать-то? Все время забываю…
Сетен привычно лыбился и однообразно кивал в такт жестам Вартата. Тот раздражился было, но вспомнил об упавшем дереве и решил потерпеть некоторые неудобства в общении. Зато, говорят, телохранитель на загляденье, даром что недоумок. Экономист видел его насквозь, по мимике читал мысли, по движениям рук — эмоции. Ему самому стало страшно: он не хотел такой проницательности, он боялся увидеть подтверждение тому, что и без того знал о человеческой основе, в том числе и о себе самом.
Это была последняя ночь в сарае вместе с северянами из города-обсерватории. Он уже даже привык к их надсадному кашлю и храпу, больше напоминавшему предсмертное хрипение.
Он лежал, смотрел в потолок и думал, думал. Вспоминался Учитель, лезли в голову мысли о Танрэй и ее сыне. Но едва Сетен добирался в воспоминаниях до бывшего друга, то силой воли выставлял там непреодолимый барьер. Думать об Але ему не хотелось. Экономист предпочел бы узнать о его смерти и появлении у оставшихся с ним сородичей нового вожака. Так было бы надежнее для них же самих. А впрочем, пусть живут, как хотят. Только мальчонку жаль…
Когда эмигранты наконец добрались с берега Полуострова Жажды на берег Восточного Осата через морской водораздел, стало совсем жарко. Они уже позабыли о вьюгах и беспросветном холоде. Но впереди их ждала саванна Тизэ и длинный путь в Западный Осат, к другой партии переселенцев. И Ал точно знал, что идти придется подчас через опустыненные зоны, а жара вряд ли будет отраднее былых морозов. Люди измучены, да и неизвестно, насколько заражен Осат мародерами, подобными тем, каких они встречали на Рэйсатру.
— Ты уверен, что нам есть смысл так рисковать? — спросил однажды его орэ-мастер Зейтори, и взгляд Помнящей Афелеаны выразил согласие с его вопросом и сомнениями.
После того, как Паскома не стало, Ал избрал наилучший выход: он замкнулся в себе и никого не подпускал. Он научился быть первым, постиг тайну, как заставить людей вслушиваться в каждое его слово. А вот слышать близких — жену, друзей — он отвык. Так было нужно.
Но сейчас он послушался их доводов. Оставив основную часть общины у самой большой реки материка, что текла с юга на север и впадала в зеленое море, разделявшее Осат и Рэйсатру, Ал взял с собой отряд гвардейцев, двоих кулаптров, Зейтори с Афелеаной — и в таком составе они отправились дальше, на запад.
Дремля верхом на гайне, он в полусне вспоминал то жену, то Тессетена, то крошку Коорэ. Друга-предателя он гнал от себя, не желая видеть и слышать ни наяву, ни во сне. От укоризненного взгляда Танрэй ему становилось не по себе, и ее он тоже убирал из своих грез. Она никогда не смотрела так в реальности, но Ал знал, что где-то глубоко в душе жена винит его за роковые ошибки, о которых он знал и сам — иначе не врезался бы так в его память последний вздох атмереро: «Я умер, хозяин!»
Оставался только маленький и очень странный мальчик. Коорэ уже начинал понемногу ходить, а ночами, по рассказам своей матери, бывал беспокоен, кричал и бился, сбрасывая одеяла. И недавно с ним случилось то, что напугало Танрэй до помутнения рассудка. Мальчик проснулся с истошным криком, а по груди его расползалось кровавое пятно. Послав за мужем Хэтту, она трясущимися руками задрала на нем рубашонку и увидела на ребрах слева огромный, словно нанесенный мечом, кровоточащий рубец. Рана была неглубокой, но откуда она могла взяться, не поняли даже прибежавшие с Алом кулаптры.
А еще Коорэ был необъяснимо привлекателен для разных птиц. Соколы саванны с протяжным криком, улетавшим в вечность, могли часами кружить над их обозом. Когда же ребенок, смеясь, протягивал руку, на ладонь ему спускались красногорлые ласточки и без всякого страха разглядывали малыша, а он — их. Но Паском Взошел, и некому больше было объяснить тринадцатому ученику, что творится с его сыном. «С рождением твоего сына Фирэ утратил почти все свои способности — они перешли к своему законному хозяину, к доминанте, к Коорэ»… Может быть, в этом кроется ответ? Какие тайны прячет в себе загадочное сердце юного кулаптра, безошибочно угадавшее настоящего Ала?.. Уже не спросишь…