Изгнанники
Шрифт:
– А как его звать?
– Амос… Амос… ах, уж эти имена. Да, вспомнила… Амос Грин. Его отец давно ведет дела с моим, а теперь прислал сына, который, как я слышала, жил в лесах, посмотреть людей и мир. Ах, боже мой, что случилось там?
Из нижнего коридора внезапно раздались отчаянные крики и визг, затем чей-то мужской голос и звуки поспешных шагов. В один миг де Катина сбежал с лестницы и остановился, с изумлением глядя на происходившую перед ним сцену.
Две девушки визжали что есть мочи, прижавшись к косякам двери. В центре передней старый слуга Пьер, суровый кальвинист, отличавшийся обыкновенно
Молодой незнакомец, вышедший было на улицу к лошади, услышав крики, поспешно вбежал в дом, схватил зверька, ударил его раза два по мордочке и бросил головой вниз, в мешок, откуда тот выбрался.
– Ничего, – проговорил он на превосходном французском языке, – ведь это только медвежонок.
– О боже мой! – кричал Пьер, отирая пот со лба. – Ах, за эти минуты я состарился на пять лет. Я стоял у двери, раскланиваясь с месье, как вдруг кто-то схватил меня сзади.
– Это я виноват, не завязал мешка. Звереныш родился как раз в день нашего отъезда из Нью-Йорка, во вторник ему будет шесть недель. Я имею честь говорить с другом моего отца, месье Катина?
– Нет, сударь, – ответил с лестницы офицер. – Дяди нет дома. Капитан де Катина, к вашим услугам, а вот мадемуазель де Катина, хозяйка этого дома.
Незнакомец поднялся по лестнице и поклонился обоим с видом человека робкого, как дикая серна, но вместе с тем принявшего отчаянное решение перенести все, что выпадет на его долю. Он прошел с хозяевами в гостиную, но затем вдруг исчез, и шаги его уже раздавались на лестнице. Однако скоро он вернулся с красивым блестящим мехом в руках.
– Медведь предназначен вашему отцу, – проговорил он. – Эту же шкуру я привез для вас. Пустяк, но все же из нее можно сделать пару мокасин и сумочку.
Адель была в восторге. Да и было чем восхищаться, так как ни у одного короля в мире не было ничего подобного.
– Ах, как это красиво! – промолвила она, погружая руки в мягкий мех. – А что это за зверь и откуда он?
– Черно-бурая лисица. Я сам убил ее во время последней экспедиции в ирокезские селения у озера Онейда.
Адель прижалась щекой к меху; ее белое личико казалось мраморным на этом черном фоне.
– Очень жаль, месье, что отца нет дома, – сказала она, – но я от всего сердца приветствую вас за него. Комната вам приготовлена наверху. Если желаете, Пьер проводит вас.
– Комната, мне? Зачем?
– Как зачем? Чтобы спать.
– А разве мне непременно нужно спать в комнате?
Де Катина рассмеялся при виде недовольного лица американца.
– Можете не спать, если не желаете, – сказал он.
Лицо незнакомца прояснилось. Он подошел к дальнему окну, выходившему во двор.
– Ах! – вскрикнул он. – Там есть бук. Если вы позволите мне взять туда мое одеяло, это будет лучше всякой комнаты. Зимой, конечно, приходится спать под крышей, но летом я задыхаюсь… на меня давит потолок.
– Так вы живете не в городе? – спросил де Катина.
– Мой отец живет в Нью-Йорке, через два дома от Питера Втьювшанта,
– Мы уверены, где бы вы ни спали и что бы вы ни делали, отцу будет все равно, только вы бы были довольны.
– Благодарю вас. Ну так я возьму туда свои вещи и вычищу лошадь.
– Но ведь это может сделать Пьер.
– Нет, я привык делать все сам.
– Я пойду с вами, – проговорил де Катина. – Мне нужно сказать вам пару слов. Итак, до завтра, Адель.
– До завтра, Амори.
Молодые люди сошли с лестницы, и капитан проводил американца до двора.
– Вам пришлось проделать длинный путь? – спросил он.
– Да, я приехал из Руана.
– Вы устали?
– Нет, я редко устаю.
– Тогда побудьте с мадемуазель, пока не вернется ее отец.
– Почему вы просите об этом?
– Потому что я должен уехать, а ей может понадобиться защитник.
Незнакомец молча кивнул головой и, скинув свой темный сюртук, усердно принялся чистить грязную с дороги лошадь.
Глава II. Монарх у себя в опочивальне
Наступило утро следующего дня; капитан де Катина явился на службу. Большие версальские часы пробили восемь: монарх скоро должен был встать. По всем длинным коридорам и украшенным фресками проходам громадного дворца пробегали сдержанный говор и легкий шум, шли спешные приготовления к пробуждению ото сна и одеванию короля – великому придворному церемониалу, совершавшемуся при участии многих лиц. Проскользнул лакей, неся придворному цирюльнику, господину де Сен-Квентону, серебряное блюдо с кипятком для бритья короля. Несколько лакеев, бережно держа в руках различные части королевского туалета, толпились в коридоре, ведущем в прихожую. Кучка гвардейцев в блестящих голубых мундирах с серебряным шитьем подтянулась и взяла алебарды на караул. Молодой офицер, задумчиво смотревший из окна на террасу, где несколько придворных, смеясь, болтали между собой, круто повернулся на каблуках и направился к белой с золотом двери королевской опочивальни.
Едва он занял свой пост, как какой-то человек бесшумно вышел из спальни.
– Тсс! – прошептал он, закрыв за собой дверь и приложив палец к тонким, резко очерченным губам, причем на его тщательно выбритом лице с дугообразными бровями выразились мольба и предостережение. – Король еще изволит почивать.
Эти слова тут же шепотом стали передаваться из уст в уста среди группы людей, толпившихся у двери. Произнесший их господин Бонтан, обер-камердинер короля, сделал знак офицеру и отвел его к оконной нише, где тот только что стоял.
– Доброго утра, капитан де Катина! – фамильярно и вместе с тем почтительно проговорил он.
– Доброго утра, Бонтан. Как почивал король?
– Чудесно.
– Но ведь ему уже пора вставать.
– Нет.
– Вы еще не будили его?!
– Разбужу через семь с половиной минут.
Лакей вынул маленькие круглые часы, распоряжавшиеся тем человеком, который был правителем двадцати миллионов людей.
– Кто дежурит на главном посту?
– Майор де Бриссак.
– А вы здесь?