Изгнанники
Шрифт:
Фарнак завыл волком, так, что эхо пошло по ущелью, послал два десятка назад охранять тропу, полсотни рассыпал по плоскогорью – по дыму искать выходы из пещеры, остальные уже сложили перед пещерой гору сучьев в два человеческих роста. Огонь долго не хотел заниматься, но, в конце концов, пошел дымок, и вот уже ветер в пещере ревет, как в дымоходе великанов. Тяга была превосходной, гора сучьев не уменьшалась, в огонь летели мокрые ветки, обвитые вечнозеленым плющом, гнезда омелы с маленькими цветочками, бурая прошлогодняя листва. Дым летел в пещеру, воя в вихре, и оттуда вскоре донесся ответный вой, полный муки, кашель, и шум спотыкающихся шагов.
Выскочило с пол-дюжины, лохматые, с невидящими глазами, некоторые размахивали клинками в виде серпов с заточкой по внутреннему краю. Калеки меж ними не было – то ли свои затоптали, то ли покончил с собой, задохнулся, упал – лезть проверять никому не хотелось.
Собрали диковинные серпы, одного пленника, поздоровее остальных, оставили для царской беседы, хотели было еще поискать по плоскогорью, но тут вестовой примчался от царя – мальчонка Джулат, и Фарнак решил не терять времени. Все же попытка вредительства на тропе была – на четыре шага в длину срезали уступ, но у Фарнака было несколько каппадокийцев, умевших чинить горные тропы, и они быстро отрыли надежный карнизик не хуже прежнего.
Митридат
Баррикаду не успели толком закончить, как с тыла понабежали враги. Это были не армяне и не колхидцы – похоже, Помпей сумел договориться с кем-то из малых народов, живущих между великой степью, горами и морем. Нападающие были одеты в овчины, военной выучки не имели, но кричали громко, и лезли довольно смело на бронзовотелых воинов Митридата. Митридат принял от Битоита доспех, поверх доспеха набросил свою барсовую шкуру, вырвал его копье:
– Этих беру на себя! Скачи за Гипсикратией, не опоздай! – и бросился в самую гущу свалки. Он с удовольствием загнал копье по середину наконечника в грудь одного из нападавших, с хлюпающим звуком выдернул, мазнул вправо, рассекая листовидным острием горло еще одному смельчаку, перевернул, и тупым концом опрокинул третьего. Тело разогрелось, раны не ныли, это была настоящая жизнь, Митридат заревел, и помчался, разя направо и налево.
Битоит
Увидев спину Митридата, исчезающего в гуще свалки, Битоит свистнул своим галлам, троих послал прикрывать спину царя, а с остальными разобрал оставшихся верховых лошадей. Хватило на три десятка, он вскочил, и не успел выкрикнуть приказ о выступлении, как на седло перед ним прыгнула Эллона. Девчонка уже слегка замерзла, он прикрыл ее своей буркой, гневно уставился с невысказанным вопросом.
– Хочешь спросить, почему не греюсь у ног батюшки? – осведомилась Эллона.
Жребий можно было и не бросать – ясно, что ее место действительно здесь.
Им бросили еще овчину – скифский кафтан мехом внутрь, и отряд пошел вперед. Видели след от обоих утренних колонн, пошли по тому, который вел в сторону деревни. Подниматься пришлось по заросшему буковым лесом хребту, который выводил в горы высоко над ущельем реки, выше и севернее, и скоро половину горизонта закрывали ряды покрытых снегом гор, а море лежало в густых туманах далеко внизу. Сначала они увидели остовы сожженных, развалившихся сторожевых башен по сторонам от тропы, потом – еще и еще, и еще выше целый городок каменных построек, прижимающихся к краю лесистой горы. Среди построек метались огни, бегали люди.
Эллона
Без своего мягкого плаща она сперва немного замерзла, немного обиделась, что о ней все моментально забыли, делать нечего, пришлось напомнить о своем существовании. Похоже, телохранитель отца вовсе не был горд тем, что на его седле оказалась дочка повелителя половины Вселенной, гордого соперника Рима, владыки Понтийского царства. А, варвары – что они могут понять в делах высокой политики. Ей было неудобно прижиматься к жесткому панцирю, спереди она была зажата руками в ледяных железных браслетах, хоть от коня шло какое-то тепло. Им бы только доскакать до мамы, там она покажет этому варвару, как бьются настоящие амазонки – у нее-то меч за спиной наискосок, с рукояткой над правым плечом – царский меч, благородная бронза. А вот варвар-то скачет с пустыми руками – копье у отца! Эллона предвкушала час своей славы.
Гипсикратия
Когда въехали в каменную деревню, сзади раздался грохот бревен – завалили улицу, выводящую из лабиринта улочек на горную дорогу. Гипсикратия хладнокровно достала лук, наложила стрелу, и пригвоздила старейшину к щелястой каменной кладке. Бросать лошадей не хотелось, пришлось нестись вскачь по узким петляющим улочкам, выискивая брешь в мышеловке. Им под ноги что-то бросали, что-то летело сверху, свистнул десяток стрел – неточно и не сильно. Она тоже послала еще одну стрелу, но тетива размокла, и лук перестал звенеть, обмякнув, как мускул старца. Вокруг Гипсикратии были скифы, фракийцы и аланы, все свои, испытанные воины, они прорвали линию защитников в середине деревни, и поднимались по узким улочкам вверх, надеясь найти удобное место для обороны. Вскоре такое нашлось. Дворик с текучим ручьем, навесы с соломой, стены все в щелях бойниц.
Бойцы быстро ворота раскрыли, на стену взобравшись. Внутрь коней завели, и поставили их под навесы. Были такие в отряде, что разом забыли себя, о конях хлопотали – и только. Гипсикратия таких уважала, но собрала десятников, разделили людей и припасы. Каждый сам себе выбрал, что удобней кому защищать. Гипсикратия распорядилась насчет воды – ясно ведь, сперва попытаются поджечь, а потом уж полезут под копья… Решив с командами, она выбрала для себя крепкий боевой топор на недлинной рукоятке, махнула им пару раз, примеряясь к действиям в тесном пространстве. "Продать жизнь, так подороже", – она знала, что слава Митридата уже позади, и их всех ждет только скорая смерть. И лучше погибнуть в бою, чем попасть в руки римлян.
Она вспомнила судьбу Стратоники, четвертой жены Митридата. Митридат оставил ее в крепости Комана, где хранились его многочисленные сокровища. Стратоника очень боялась за своего сына Ксифара, и из-за этого произошло страшное. Стратоника была в Комане, когда крепость осадили отряды Гнея Помпея. Стратоника сдала город с единственным условием – чтобы ее сыну была сохранена жизнь. Римляне свое дело сделали. Но Митридат не простил измены своей царственной супруге, и казнил сына у нее глазах.
Гипсикратия была шестой женой Митридата, и сейчас осталась единственной – первую жену тот казнил за измену, еще двух – чтобы не достались римлянам, от одной отказался. Что произошло с пятой женой, никто точно не знал, но ее, вероятно, схватил Помпей.
Битоит
Гипсикратия, похоже, была жива – деревня полнилась снующими тенями, дымом, и мельтешением огней. Орали, как в Афинах на собрании. Лезть через муравейник улиц Битоиту очень не хотелось, он крикнул своим, чтобы нашли удобное дерево, и по дуге, обходя деревню, поехал к ее верхней границе, где каменная кладка сходилась со скальным склоном горы.
Девчонку оставил с лошадьми, под присмотром своих, на расстоянии двух полетов пращи. Галлы принесли длинные жерди, и уже лезли во двор ближайшего дома. Там раздались гортанные крики, и пару раз звякнула медь. Остальные бойцы хлынули за своими, и маленькая демоница Эллона тоже понеслась вслед за мужами, иных обгоняя. Битоит наметил ориентиры, оставил совсем скудный резерв, и поспешил – надо же было приглядеть за девчонкой, как обещал.