Изгои Интермундуса
Шрифт:
– Ясно… – протягивает Теон, ставя свою кружку в мойку.
– Этли, хочешь сходить в кино? – пододвигаю стул ближе к малышке. Теон, поняв мои намерения, дает мне полную свободу действий и избавляет от своих острых комментариев, покидая кухню.
– Я не очень люблю то, что показывают на тех больших черных квадратах, – признается девочка, сделав большой глоток. – Мне нравиться Теневой Иллюзион, но тут такого нет.
– Знаю, – с ностальгическим вздохом отзываюсь я, вспоминая наш особый театр, состоящий из Теней, созданных венефикусами. – Но после мы можем поесть мороженное в кафетерии.
– Ладно.
Целый час – пока я собираюсь – Этиэль терпеливо ждет, упорно увиливая от каверзных вопросов Теона. Возникает ощущение, что они играют в «Угадай-ку», только правила в ней устанавливает это чудо с кроликом.
Конечно, это не свидание, и на сборы, по существу, не должно уйти больше тридцати минут. Но, если честно, все происходящее вгоняет в непонятную дрожь. И я нарочно оттягиваю момент нашей прогулки, хоть это и нелогично, раз инициатива исходила от меня.
Вздохнув, поднимаю взгляд на отражение в зеркале. Волосы волной опускаются по плечам, прихваченные справа заколкой-полумесяцем, которую я купила в прошлом году – она напомнила мне гребень бабушки Айглы. Кашемировый темно-изумрудный свитер зеленит глаза. Помню, Глиндр как-то сказал, что на зеленом фоне они приобретают премерзкий цвет, прямо как у черного люпуса [lupus (лат.) – волк]. Азэр, Сандр, Эйлит, Од, Аккли, Фидан, Глинд... Я их не видела после того, как проклятье разрушило мой замок. Они ведь должны были приехать на праздник цветения Таргетес – на мой День Рождения.
У нас этот день назывался Донум – и это не конкретное число, а природное явление или событие. Бывало, ребенок рождался раньше, и ждали именно тот день, который благословит сама Природа, что дает нам магию. Я родилась в пик цветения желто-оранжевых, словно сшитых из бархатной ткани цветов, Таргетес... Интересно, когда Донум у Этли? Само ее присутствие напоминание о родном Интермундусе... Может, поэтому я чувствую смятение и странное предчувствие?
– Я готова, – возвещаю я, появляясь в зале.
Этли молча встает, сотворив из своего кролика рюкзак – похоже, не хочет с ним расставаться. Чувствую тепло, смешанное с легкой грустью, стоит вспомнить свое детство. Меня нельзя было назвать одаренным ребенком: мои способности к натуралия магицэ до сих пор не проявились. Но я помню, как дети моего возраста всюду таскали с собой разные нелепые вещи, искренне веря, что именно они и творят чудеса. Главное в овладении природной магией – это поверить и мысленно воссоздать нужный предмет или явление. У детей с этим всегда была проблема. Они не могут представить ту самую Искру Истока внутри себя, дающую способности к магии, детям проще переключить ее на другой предмет. Конечно, трудности возникают потом: когда нужно убедить их, что магию они смогут творить и без своего волшебного предмета. Наверное, это сравнимо с тем, как люди отучают малышей от соски или от привычки грызть ногти.
Придирчиво осмотрев себя в зеркале, девочка, крутанувшись на месте, изменяет наряд. Теперь – вместо белого плотного платьица, теплых колготок и розовой курточки – на ней черные джинсы и такая же черная кожаная куртка на толстой подкладке и шапка в тон. Ей не хватает темных солнцезащитных очков и газеты, чтобы сойти за тайного агента – коим она, по всей видимости, и является, учитывая странные обстоятельства ее появления. Правда, приметные розовые ботиночки выдали бы шпионку с потрохами. Мои веселые размышления прерывает голос Теона:
– А разве мама с папой не говорили тебе, что нельзя использовать магию просто так? – спрашивает он, лукаво улыбнувшись.
– Говорили. Не завидуй, – девочка показывает язык и улыбается, увидев его притворно-грозное выражение лица.
– Купи ей что-нибудь из одежды, – обращается ко мне Теон, шутливо взъерошив волосы малышки.
«Будет сделано, папочка»,– ехидно поддеваю в ответ, открывая дверь перед Этли.
Теон как-то странно вздрагивает от колкого замечания в своей голове. Неужели, сама мысль, даже бредово-шутливая, завести со мной детей – ему неприятна? Так. Стоп. Каких «со мной»? В принципе, детей.
Мотнув головой так, что будь она на шарнирах отлетела бы к другой стене, вытряхиваю из нее эту мысль и нажимаю кнопку лифта.
На улице девочка не спешит брать меня за руку. Но, когда мы оказываемся на площади Ленина, гудевшей от создаваемого людьми и машинами шума, она резко хватает меня за рукав, будто чего-то испугавшись.
– Не бойся, ты не потеряешься, – ласково улыбаюсь ей. – Я с тобой.
Ближайший кинотеатр «Атлант» всего в остановке от нашего дома. И пока Этли рассматривает киношные плакаты и бутафорию для селфи к премьере хит-фильма сезона, я покупаю в кассе билеты на ближайший сеанс +6. Это мультфильм «Цветок Акации». Пока сеанс не начался, мы поднимаемся наверх поесть мороженого. Кафетерий в желто-синих тонах напоминает о лете и совсем не подходит названию кинотеатра. Этли садится на диванчик у окна. И пока она раскладывает на столе буклетики с рекламками, я приношу ей неприлично дорогое мороженное, стараясь убедить совесть, что это не подкуп.
Девочка уплетает бананово-клубничный пломбир, политый сиропом, а я смотрю на нее, гадая, с чего начать разговор. Что нужно спросить? Что не стоит спрашивать? С этой крошкой, полной загадок, надо быть осторожнее.
– Почему ты не ешь? – спрашивает Этиэль, указывая на нетронутую порцию на краю столешницы с моей стороны.
– А? – вздрагиваю, очнувшись от размышлений. – Что-то не хочется... Будешь?
Девочка подозрительно косится на шоколадно-ореховый десерт, но сладкоежка в ней пересиливает, и, кивнув, она придвигает к себе вторую порцию.
– Не глотай слишком быстро, – советую я. – схватишь простуду.
– Угу, – бормочет Этли с набитым ртом.
Начинаю смеяться, смотря на этого маленького упертого хомячка, Этиэль показывает мне шоколадный язык и тоже заливается смехом. И вот, казалось бы, нет лучшего момента для задушевного разговора, и я уже открываю рот, чтобы задать вопрос, но тут взгляд цепляет настенные часы, и в голове щелкает: времени не осталось.
– Кино скоро начнется, – говорю, вставая. – Пойдем.
После того как в зале гасят свет, а на экране появляются один за другим рекламные ролики, я продолжаю украдкой наблюдать за девочкой, лицо которой тускло сияет в свете огромного экрана. Ничего особенного подметить так и не могу – того, что могло хоть как-то прояснить ситуацию. А чего я, собственно, жду? Что она засветится фосфором в темноте?