Изгои российского бизнеса: Подробности большой игры на вылет
Шрифт:
В отношении «Агропромбанка» была начата процедура банкротства, а в «СБС-Агро» воцарилась временная администрация. Конечно, в банковской группе «Союз» появился новый банк – «Первый О.В.К.», который старался закрепиться на московском рынке и занять нишу «СБС-Агро». Но от былой финансовой мощи империи Смоленского не осталось и следа.
В августе 1999 года Александр Смоленский дал пресс-конференцию, на которой в резкой форме обвинил государство в бедах своего банка, а власти – в намерении украсть его бизнес.
Александр Смоленский: «Не надо в медведя все время тыкать палкой»
– Какое-то время казалось, что вы спокойны, даже апатичны. И вдруг довольно жесткая пресс-конференция. Вас разозлили?
– А я предупреждал, что не надо в медведя все время тыкать палкой. Я вообще-то спокойный человек, но не хочу, чтобы разрушили то, на что я и мои коллеги грохнули десять лет жизни. И дело вовсе не во владении <…>
– Каковы сейчас активы «СБС-Агро»?
– Портфель активов не претерпел изменений. Триста тысяч кредитных дел, они как были, так и остались. И никоим образом не были заменены ни на что-либо. Что-то обслуживается, что-то не обслуживается. Не обслуживается, потому что нет общего плана реструктуризации. Мы не понимаем, как с нами правительство будет рассчитываться, поэтому не можем с кредиторами разговаривать <…>
– Как
– Я считаю, что нет. Надо все же сопоставлять размеры банков. Одни базируются на собственной клиентуре, и в структуре их пассивов – их аффилированные компании и служащие, с ними всегда проще разобраться. Или разобраться со всей страной? Давайте так. Мы же не одни грохнулись, мы грохнулись вместе со Сберегательным банком, чего там скрывать. Но только у Сбербанка выкупили его обязательства один к одному. А иначе – гражданская война. Ну, я утрирую, конечно. ЦБ выкупает обязательства Сбербанка рубль за рубль, то есть дает ему ликвидность. Нам эту ликвидность никто не дал, хотя то же самое государство было виновато и перед нами с его решениями и экономической политикой.
– А вы в каком банке держите свои деньги?
– Я? В своем банке. Какие у меня деньги? Я, к сожалению, такой идиот, который десять лет не распределял дивиденды. Я получал зарплату, которую тратил на себя.
– Как-то все изменилось за этот год. Смоленский сегодня – это тот же Смоленский, что и год назад?
– Была одно время апатия и настроение бросить все к чертовой матери. А что вы имеете в виду?
– Статус. Он назывался олигарх. А сейчас?
– Никогда не думал о статусе. Если вы имеете в виду влияние на принятие решений, то оно сохраняется. Некоторые делают вид, что нет, но сохраняется. Независимо от того, что меня пытались держать в подвешенном состоянии и подальше от Москвы.
– А что, кстати, с вашим уголовным делом?
– Закрыли и даже извинились. Да, собственно, и дела-то никакого не было.
– Вы как-то написали, что бывает время, когда необходимо влезть в собственную душу и разобраться. Что у вас там, в душе?
– Сколько можно шельмовать? «Украл», «унес». ЦБ дал кредит в 100 млн долларов, а он уже – оп! – и в самолете с мешком этих денег. У народа богатая фантазия – 100 млн в мешке.
– Ну, необязательно вывозить деньги мешками. Видите ли, Александр Павлович, о вас, как и о большинстве состоятельных и даже более того людях в стране, сложилось окончательное и бесповоротное представление: у них все о'кей, они себе подстелили на все случаи жизни, у них давно уже деньги перекачаны на Запад.
– Так и надо было сделать. Серьезно. Но мы только друг перед другом хвостиками машем – какие мы крутые. Я вам скажу. Я начинал банк с трех тысяч рублей. Да, за это время появилась квартира, дача, машина, возможность обучать сына за границей и избавиться от головной боли о безопасности семьи. Но это расходная часть, правда? Она осталась. А доходная, увы, уже совершенно другая.
– Хотите сказать, что сегодня вы можете себе позволить меньше, чем вчера?
– Я сегодня, вообще говоря, многое не могу себе позволить. А что я себе позволяю? Я вообще достаточно аскетичный образ жизни веду.
– Это видно хотя бы по тому весьма «скромному» особняку, в котором мы сейчас с вами сидим.
– Это здание не наше, и мы будем вынуждены отсюда уехать. Аренда была проплачена в прошлом году до конца этого года. И все. Дальше у нас нет таких денег.
– Знаете, глядя на здание, вспоминаешь слова, кажется, Кириенко о том, что существует несколько способов выхода из кризиса. Первый – за все платит собственник, то есть в том числе вы, Александр Павлович, второй – расплачивается государство. А Россия пытается родить третий – когда платят вкладчики. Действительно, это уникально, когда банкиры более или менее в порядке, а их вкладчики не в порядке совсем.
– Этот год для меня был годом потерь. Думаю, что и следующий будет таким <…>
– Мы и не волнуемся, тем более что поверить в это невозможно. Впрочем, у всех свое понимание, что такое нищета. Яхты, наверное, никто из вас не продал.
– Много чего продали. Вот я начинаю с нуля. С нуля. Пережив определенную личную катастрофу. Я вроде никогда не забывал, что «от сумы и от тюрьмы…», но очень неприятно. Ощущение, что на самом деле ты вляпался. И дело даже не в материальном банкротстве. Другое. Что, фамилия ушла? Ничего подобного, фамилия не ушла <…>
– Имя не ушло, ушло что-то иное. Доверие к этой фамилии у того самого среднего класса, который доверился лично вам, Смоленскому, принес в ваш банк свои, в общем, невеликие сбережения. Вы считаете, что государство убило средний класс. А вы не задумывались, что и вы подорвали веру в среднем классе, который не бросился открывать счета за границей, хотя это возможно, а законопослушно пришел в крупный и надежный, как считалось, ваш банк?
– Да, так говорят. Это на самом деле самая большая боль.
– И что?
– Начнем все по новой.
– Так они вам и принесут теперь свои деньги, ждите. Вы где-то там витаете в своих высотах и не понимаете, что происходит с людьми, которые уже один раз обманулись.
– У меня нет иллюзии насчет массового доверия вкладчиков, но надо подправить и законодательную базу. Вы правы. Я где-то там далеко витаю в своих мыслях. А иногда так мордой об стол, когда сталкиваешься с вкладчиками, особенно сановными. Разве что не рычат. А не надо было все яйца складывать в одну корзину. Тебе надо взятки получать и складывать их в банке? Клади в швейцарский. Вон семь тысяч счетов прислали из Швейцарии. Кто там развлекался.
– А ваших счетов там не нашли?
– А у меня их там попросту нет. Искали по всему миру. Были бы, так нашли бы. Я как раз тот ненормальный, который их там не имел.
– А сейчас у вас какая карточка в кармане?
– «СБС-Агро», и выключена, как и у вас.
– Как же вы в ресторане платите?
– Никак, не хожу.
– Да ладно вам!
– А наличных денег у меня уже сто лет не было в руках. Знаете, я в быту вообще какой-то в этом смысле ненормальный человек. Я могу дать официанту на чай 10 долларов, а могу 100. Я их не чувствую.
– Но сколько вы должны московским вкладчикам, чьи счета заблокированы, вы знаете?
– Не утрируйте. Повторяю, это для меня самый больной вопрос. Вся московская ситуация стоит 2,5 млрд руб. Мы в колхозы спалили 6,5 млрд. Все попытки убедить кредиторов: дайте, закроем эту ситуацию. Кстати, в этом смысле у меня есть внутренние претензии к московскому правительству. Оно мне давало в свое время лицензию на занятие бизнесом. И я к нему обратился с просьбой стать гарантом – ЦБ готов был предоставить кредит под гарантии Москвы, и мы бы «закрывали» московских вкладчиков. Не получилось. Конечно, более чем о жесте доброй воли я не говорю. Хотя Лужков как раз давал мне когда-то лицензию на занятие бизнесом.
– А почему, собственно, не получилось?
– Его люди выставили ряд условий, на которые я не пошел.
– Практического свойства?
– И политического тоже. Я им сказал, что банк не будет агитпунктом ни для кого. Не был и не будет.
– Вы готовы начинать с нуля. Вам 45?
– Да. Ну лет десять-то у меня еще есть. Ровно столько было потрачено на создание «СБС-Агро».
– Вы все же надеетесь на успех в «СБС-Агро»?
– На 101 процент. Все будет как задумано. Будет реорганизовано, будет работать, и вкладчики получат столь запоздалое удовлетворение.
Однако своим привычкам Смоленский не изменил. Несмотря на кризис, он по-прежнему старался каждые выходные летать в Вену, где жила его семья. Говорили, что ему принадлежит один из особняков в центре Вены и вообще он очень любит этот город и эту страну. Недоброжелатели шутили, что именно за свою привязанность к Австрии Смоленский стал первым российским банкиром, получившим орден Дружбы народов. Не изменил Смоленский и своему увлечению слонами. Утверждают, что развилось оно в юношестве, когда друзья якобы дали Смоленскому кличку Слон. Со временем увлечение переросло в коллекционирование слонов – бронзовых, фарфоровых и так далее. А «СБС-Агро» опекало одного из слонов в московском зоопарке.
В августе 1999 года председатель Смоленский обещал положить лицензию банка на стол ЦБ 1 сентября. Но, встретившись с руководством Агентства по реструктуризации кредитных организаций (АРКО), передумал. Вернуть банковскую лицензию по собственной инициативе Смоленский собирался в том случае, если правительство «не будет расположено к конструктивному разговору». Видимо, такой разговор состоялся. Сам он, по крайней мере, утверждал, что теперь схема работы с АРКО его устраивает.
Из сотрудников АРКО и «СБС-Агро» была создана рабочая группа. К 10 сентября она должна была подготовить план реструктуризации банка и представить его на рассмотрение на совете директоров агентства. По словам руководителя временной администрации «СБС-Агро», зампреда ЦБ Георгия Лунтовского, разница предложений АРКО и СБС заключалась в том, что СБС предлагал вариант с использованием бридж-банков, а АРКО – прямую санацию банка.
В феврале 2001 года кредиторы «СБС-Агро» собрались в Лужниках на подписание мирового соглашения, которое должно было закрепить окончательный раздел того, что осталось от банка. Пришедшие во дворец спорта вкладчики вели себя агрессивно и требовали денег. Они не подозревали, что от их мнения ничего не зависит – главная битва за наследство «СБС-Агро» развернулась совсем в другой весовой категории.
Впервые в борьбе за наследство мертвого банка государство сцепилось со Сбербанком.
Кредиторы начали подтягиваться к месту проведения собрания – Большому спортивном дворцу в Лужниках – заранее. Правда, в этот раз их было значительно меньше, чем в ноябре, когда проводилось первое собрание кредиторов, – тогда очереди на регистрацию выстраивались на 1,5 км. Состав кредиторов, однако, нисколько не изменился: большинство из них было представлено обманутыми вкладчиками. Вариант мирового соглашения их не устраивал. Их вообще ничего не устраивало: и то, что АРКО собирался вернуть им не все, а только часть, и закон о реструктуризации кредитных организаций, и закон о банкротстве, и то, что Смоленский до сих пор на свободе, и антинародный режим Ельцина. Один из вкладчиков даже заявил, что готов отказаться от своих требований по вкладу, если ему покажут Ельцина и Смоленского в кандалах. Другой зачитал письмо к президенту Путину, в котором требовал положить конец волоките и очковтирательству и вернуть вкладчикам все потерянные деньги. Письмо, по его словам, он отослал также в Конгресс США, Европарламент и лично канцлеру Австрии. Через одного вкладчики требовали не подписывать мировое соглашение, а немедленно приступать к банкротству «СБС-Агро».
Представители АРКО и кредиторов – юридических лиц в это время спокойно попивали чаек и беседовали в буфетах под трибунами, тихо посмеиваясь после очередного призыва распять Ельцина и повесить Смоленского. Они прекрасно понимали, что, несмотря на весь пафос, голоса вкладчиков ничего не решают. Их требования составляют лишь около 9 % всех требований к банку. Поэтому при всем желании сорвать подписание мирового соглашения им не удалось бы. После чего солидные господа приходили к выводу, что вкладчики, как всегда, ничего не поняли. Однако если бы они подозревали, что на самом деле творится вокруг подписания мирового соглашения кредиторов «СБС-Агро», то не стали бы относиться к частным вкладчикам свысока. Поскольку на самом деле понимали в происходящем не больше их.
А борьба вокруг подписания мирового соглашения разразилась нешуточная. В начале февраля с призывом отказаться от подписания мирового соглашения к частным вкладчикам обратился Смоленский. В своем письме он доказывал вкладчикам, что отказ от подписания мирового соглашения позволит им получить больше, чем обещает АРКО.
Согласно проекту мирового соглашения, предложенному АРКО, наличными деньгами вкладчики единовременно могли получить 10 % от суммы вклада, не превышающей 20 тыс. руб. На остальную сумму, кратную $1000, они могли получить ОВВЗ со сроком погашения в 2007 и в 2008 годах, а на оставшуюся сумму – беспроцентные векселя АРКО. Выплаты процентов по кредитам, процентов за пользование чужим имуществом, сумм в возмещение убытков, а также пеней и штрафов не предусматривалось. Юридическим лицам условия были предложены куда хуже. Их долги АРКО предложило погасить простыми рублевыми векселями «СБС-Агро» со сроком погашения в 25 лет.
При этом Смоленский предлагал вкладчикам передать требования «СБС-Агро» в некий фонд, который в дальнейшем и должен был заняться выбиванием денег в процессе банкротства банка. Логика в этом, безусловно, была: при банкротстве вкладчики получали деньги в первую очередь, то есть делиться с юрлицами им бы не пришлось. Однако на собрании об этом предложении даже не вспоминали.
В 2003 году Смоленский вновь объявил о том, что собирается оставить свое дело сыну Николаю. Впервые он заявил об этом еще в 1991 году. Двенадцать лет спустя банкир фактически передал ему бразды правления. «Вместо меня акционеров группы банков «ОВК» теперь представляет мой сын, – сообщил он. – Надо иметь мужество отойти от дел. У нас молодой президент, у нас молодой бизнес – им и карты в руки».
Николай Смоленский видел будущее группы банков «ОВК» в дальнейшем развитии сети отделений – на это, по его словам, и пойдет в основном прибыль группы. При этом планы Николая были более амбициозны, чем достижения его отца, в свое время возглавлявшего банк «СБС-Агро» с 1,4 тыс. отделений. «Я хотел бы видеть в России 1,5 тыс. отделений банков «ОВК», – заявил он.
Александр Смоленский: «Хотел и хочу»
– Хотели сыну по наследству передать дело?
– Хотел и хочу. И это для меня важно.
– А когда всякие беды случились, он не сказал вам: «Да пошло оно все, отец»?
– Нет, не сказал. Он так не думает. Мы теперь даже стали чаще общаться. Семья, конечно, беспокоится.