Изгои. Роман о беглых олигархах
Шрифт:
– А?! Что такое?! – Я жалко выглядел спросонья. Признаюсь, чего уж там… Но чудаку Ахмету все было до третьего верблюжьего горба и он продолжал гнать по улице, ширина которой едва превышала ширину автомобиля. Пролетев не менее десятка кварталов и проигнорировав все светофоры, Ахмет осадил перед белым, как и все прочие, домишком.
– Вот. Поживешь здесь пару дней. За это время достану тебе все, что полагается для беспроблемной жизни в Европе. Извини, раньше подготовиться не мог, было много других важных дел. Сегодня вечером к тебе заскочу и расскажу. А пока расслабляйся: бар, хорошая баня «хаммам», могу привезти девку.
– Местную?
– Нет! – Ахмет аж подпрыгнул и ударился головой в потолок машины. – Наши женщины этим не занимаются! Ты в своем уме, они же мусульманки!
– Прости, я не хотел тебя обидеть.
– Украинку или молдаванку. Это бизнес моего брата, и он процветает. Так ты будешь девку или нет?
– Не буду. Устал, – солгал я, а сам в очередной раз с трудом сдержался, чтобы не показать этому ублюдку, что для меня значит такой, как у его брата, «бизнес». Да и не готов я был к подобному общению. После многолетнего воздержания отчего-то хочется по-настоящему влюбиться. Так, чтобы щемило сердце и ночами не спать. Чтобы лететь в такси сквозь ночное ненастье через весь город и, не дождавшись, пока придет лифт, воспарить по лестничным маршам, отсчитывая таблички этажей, и все для того, чтобы, прижавшись, ощутить через тонкий, второпях наброшенный домашний халат родное, теплое, восхитительное тело любимой и запах ее рассыпанных по плечам светло-русых волос. Какая тут к чертовой матери украинка, при таких-то раскладах, а? Не топчите цветы моей души своими грязными ногами, уважаемый брат брата-«бизнесмена», а то я ведь и расстроиться могу. Что с меня взять, с ненормального?
Ахмет пожал плечами, мол «не хочешь – не надо», провел меня в дом – белую мазанку с земляным полом, показал, где во дворе находятся «удобства», повторил, что вернется дня через два самое большее, и, громыхая каким-то хламом в открытом кузове «Тойоты», уехал восвояси. Я осмотрел свое пристанище. В целом неплохо, настоящее средневековое жилище в старом городе: белые стены, повсюду вышитые цветные половички, бесчисленные диванчики в каждой комнате – комфортно, если не принимать во внимание те самые «удобства во дворе». В баре я нашел бутылку виски, плеснул себе в чайную пиалу, так как другой подходящей посуды мне обнаружить не удалось, но запах виски показался мне немного странным. Вместо любезной моему сердцу сивухи в чистом виде к ее запаху примешивался какой-то другой, горький, словно в виски развели изрядное количество пенициллина. Я решил не искушать судьбу и вылил содержимое пиалы прямо на пол, все равно он земляной. Ни разу раньше не видел, чтобы виски шипел, словно в него напихали карбида. Тем более от лужицы на полу шел дымок: видимо, от встряски началась какая-то химическая реакция. Мои смутные сомнения развеялись: виски был отравлен, и мне очень захотелось прямо сейчас видеть перед собой гостеприимного Ахмета, придумывающего убедительное объяснение этому обстоятельству.
Я вышел во двор, осмотрелся: высокий, метра в два с половиной, глухой забор – граница с соседями, в заборе одна-единственная калитка, в калитке вырезана смотровая щель, похожая на тюремную, с той лишь разницей, что заслонка находится с моей стороны. Я отодвинул заслонку, поглядел сквозь щель и почти не удивился тому, что прямо напротив калитки, вплотную прижавшись к противоположному забору левой стороной, стоял «Гольф», а из него за калиткой внимательно наблюдали двое. Я угодил в крысоловку…
Илья ввинтил в пепельницу окурок, посмотрел на экран компьютера, отчего-то поморщился и после «крысоловки» поставил точку, буквально воткнув палец в кнопку на клавиатуре. От этого вместо точки получилось многоточие:
– Хорошая примета, – пробормотал Илья. – Многоточие – всегда надежда на продолжение.
Он схватил со стола пачку свежеотпечатанных листков, кинул эту пачку в портфель и вызвал машину. В назначенный час все они, за исключением Феликса, который сослался на неотложные дела, встретились в ресторане. Ванечка выглядел несвежим и часто выходил из-за стола по естественным надобностям. Все отнеслись к этому с пониманием.
Читка сценария проходила в расслабленной, доброжелательной обстановке, и, несмотря на сумеречное состояние, содержание произвело на Ванечку нужное впечатление. Он вдохновился и заказал коктейль с водкой.
– Обычно я не похмеляюсь, так как считаю это мещанством, – оторвавшись от коктейльной соломинки, извинительно сообщил Ванечка, – но сейчас мне нужно быстро прийти в себя, чтобы понять, что я не ошибся и мне действительно
После первого коктейля последовал второй, третий и даже четвертый. Ванечка пылал от вдохновения, от него занялись все присутствующие, и даже Илья, изначально настроенный к собственной идее критически, даже он заразился Ванечкиным порывом.
– Я вижу! – зажмурившись, распевно говорил молодой режиссер. – Себя в монтажной. Я работаю над своим фильмом, он принесет мне славу.
– Так вы согласны? – Илья почувствовал, что между лопаток прокатилась ледяная капля, а в горле стало сухо до скрипа гортани.
– Разумеется! И даже не важно, что пока нет концовки. Вы допишете сценарий в процессе подготовки к съемкам. Осталось только найти инвестора, и можно делать контракт. Эй, кто там?.. Один коктейль сюда.
Туалет стыдливо притаился в углу двора – это был сколоченный из досок пенал, также выкрашенный белой краской: бюджетный, «дачный» вариант. Сидя в туалете, я силился сосредоточиться на плане своего спасения, но с этим не получалось, а вместо инстинкта самосохранения точила голову мысль о сложности собственной личности. Что мешает мне спустить в унитаз всю эту затею с полонием, дернув за шнурок, висящий тут же, справа от меня? Россия – мой сутенер, она забрала у меня все, как у проститутки забирают паспорт, и заставила торговать душой по заграницам. Так не лучше ли будет освободиться от ее влияния и стать невозвращенцем? Семьи у меня нет, родители давно умерли, в доме наверняка живут другие люди – мне некуда возвращаться. И я остался бы, тем более что заградительный отряд в лице Шурика был уничтожен, никаких препятствий. Но в качестве кого? Официанта второсортного кабачка «а-ля рюсс»? Бомбилы-таксиста? Сантехника в отеле? Нет уж. Пусть Россия проехалась по мне асфальтоукладчиком – не беда, все же это Родина, и я отчего-то верю, что в моих силах восстановить свое отутюженное катком имя. И, сидя здесь, в жалком дощатом сортире, в забытом цивилизацией городе страны, которая лишь недавно формально перестала быть колонией, я понимаю, что мне бежать некуда, кроме как назад. Туда, откуда прибежал, – в Россию. И ничего, что путь этот будет долгим – я его одолею. Вот только вопрос: откуда начать? Я блокирован в доме до прихода Ахмета. Принимая во внимание бутылку отравленного, а я в этом совершенно не сомневался, виски, у него на мой счет не самые человеколюбивые намерения. Видимо, когда он обнаружит, что я не подох от того, что все мои кишки расплавились, то устроит что-то наподобие «у кроликов ценный мех и не менее ценное мясо». Его архаровцы из «Гольфа» подвесят меня к потолку, и Ахмет начнет снимать с меня кожу, с живого, полосками по сантиметру. Его будет интересовать цель моего путешествия, но, и получив ответ, он не успокоится до тех пор, пока я не буду напоминать персонаж фильма для людей с крепкой психикой.
А может быть, я преувеличиваю. Может, и виски не отравлен, а просто он «паленый». Изготовленный подпольно где-нибудь неподалеку – да вон, хоть и в соседнем дворе. Может быть, парни в «Гольфе» просто остановились и поджидают кого-то, например своего приятеля, или, если это все же люди Ахмета, он оставил их здесь для моей же безопасности. Может быть. Я не знаю. В моей скверно работающей голове все давным-давно перемешалось – это шизофрения, я знаю. Но она же обострила подозрительность и жажду жизни. Не стану искушать судьбу и доверять ее Ахмету. Я же не мадам Кюри, которая заболела лучевой болезнью ради проверки своей идеи. Хотя и я ради идеи готов на многое.
В Танжере даже в старом городе есть канализация. Вот только устроена она немного не так, как обычная. Это тоннель двухметрового диаметра, стенки которого выложены кирпичом, и лишь поверху через определенные интервалы проделаны отверстия. Отверстия эти без всякого переходника в виде старой доброй фекальной трубы сообщаются с местами общего пользования – собственностью жителей старого города. В тоннеле множество ответвлений, и каждое обслуживает по нескольку туалетов, дерьмо из которых прямиком, без всякого смыва попадает по назначению. Я дико извиняюсь, что приходится столь подробным образом описывать все это, но в тот момент для меня эти подробности вовсе не казались излишними, так как бежать я решил именно через канализацию. С помощью найденного в доме молотка я расширил отверстие и вместе со свинцовым чемоданчиком храбро прыгнул в неизведанное.