Изгои
Шрифт:
«Где Чирий?» — озиралась девчонка по сторонам, не обращая внимания на пинки и оплеухи, болезненные затрещины, пощечины, сыпавшиеся со всех сторон. Она даже не плакала, не чувствовала боли. В кодле дубасили сильнее. Привыкла, стерпелась. Другое болело. Неужели ее бросили и оставили одну. Как ни вглядывалась, никого из своих бомжей не увидала.
В милиции ее сразу посадили за решетку в дежурной части.
Ты чья будешь? Кто послал воровать? — спросил Катьку мордатый мужик, оглядев девчонку устало.
И та вмиг вспомнила все, чему долго
Нет у меня никого! Сама живу. Воровать никто не посылал. Жрать хотелось…
Очки с часами — тоже жратва? А водка тебе зачем? Для кого ее стащить хотела? — грохнул кулаком по столу.
На компрессы…
Я тебе такой компресс поставлю, что водка не потребуется до смерти! — схватил девчонку за ухо, вывернул его так, что оно захрустело.
У Катьки слезы из глаз брызнули:
Дяденька! Отпустите! — завизжала на весь кабинет.
Говори все, как было! Иначе голову сверну! — протянул к горлу Катьки волосатые красные руки.
Та глянула — поверила. И ей вдруг нестерпимо захотелось жить, выскочить отсюда. Мигом набрав полный живот воздуха, оттолкнулась от угла всем телом и с размаху, со всей силы, в один миг долбанула головой в пах раскорячившемуся человеку. Другое на ум не пришло. Дежурный никак не ожидал. От дикой боли свалился на пол, вытаращив глаза. Ему было адски больно. Катька, глянув в перекошенное лицо, бросила зло:
Схлопотал? Теперь канай, падла! — и не теряя ни секунды, выскочила из милиции, запетляла закоулками, бегом, без оглядки, понимая, что очухается дежурный еще не скоро. Знала, теперь ее станут пасти по всему городу, а потому, нужно хотя бы на время спрятаться где-нибудь понадежнее и никуда не высовываться. Но… Как жить? Ведь Катька не сумела сколотить для себя заначник. Да и как? Все забирал Чирий. А вот теперь ей надо позаботиться самой о себе.
Девчонка пробиралась все ближе к окраине города. Скоро дом бабки. Там можно перевести дух, забыться на время. Хорошо, что теперь лето. Не надо топить в доме. А если пузо слишком припечет, можно залезть к кому-нибудь в огород, накопать картошку, нарвать лук. Не очень сытно, но терпимо…
Она и впрямь уже ночью подкопала на чьем-то огороде картошку. Но ее хватило ненадолго. Катька, подумав, решилась попытать удачу на загородном рынке, совсем неподалеку.
«Искать меня станут на центральном базаре, а я — хрен им всем. Обхитрю. Здесь пока обживусь».
Уже через пару часов вернулась с базара довольная. Две палки колбасы, кулек конфет, хлеб и кусок деревенского сала выложила на стол. И услышала чьи-то шаги под окном. Мигом запихнула в стол все принесенное. Хотела закрыть дверь на крючок, чтоб никто чужой не вошел, но не успела. На пороге стоял Чирий.
Катьку перекосило от злобы:
Тебе чего тут надо? Зачем затусовался, мудило? — почувствовала, как руки сами сжимаются в кулаки.
Чего топорщишься, дура? С чего оскалилась? Возник, чтоб глянуть: вернулась или нет? Кодла собирается сегодня
Сама! Но и ты пыли отсюда! Завязала с вами. Доперло? Ботал, что выручите, отнимете меня, если зашьюсь. Да только брехали все. Никто из вас не выручил. Смылись все как бабы. А меня чуть не размазали торговки. Потом в ментовке добавили. Где все канали? Небось, когда ментов увидели, в штаны насрали?
Не кипишись, Катька! Облом не только у тебя получился в тот день. Засыпались еще двое наших. Их на «точке» чуть не размазали. Стыздили магнитолу из- под прилавка, а менты засекли. На сапоги наших взяли. Теперь в больнице под охраной, но в себя не пришли. Их снять надо. Иначе «засолят» под запретку.
А мне что с того? Про них думаете — я всем до жопы! Пока навар давала, была нужна. Засыпалась, и вы про меня память просрали. Сорвались как последние мудаки! Да с чего я тебе поверю после всего! Не стану на вас пахать, суки облезлые! Вот ты возник! А подумал, что мне тоже жрать надо! Я вас сколько держала! Теперь высунуться нельзя никуда! Менты застопорят враз! Ты хоть пожрать принес мне? Иль башлей отстегнешь?
«Бабки» имею, но дам, если к нам нарисуешься!
Во, отмочил! Дашь, чтоб взять тут же? Пес облезлый! Я на вас сколько пахала?! — взялось пятнами лицо девчонки, ей стало обидно, что сочли за дуру.
Гони «бабки»! Мое верни! — потребовала хрипло.
Вот тебе! — отмерил Чирий по плечо. Ухмыльнулся, сел, развалясь на стуле, закурил, пуская дым в лицо Катьке.
А знаешь, ты хоть и чумная дура, но скоро знатной метелкой станешь. Так вот первым я тебя натяну! Потому что сам привел в кодлу! И ты от меня не слиняешь! Так что не шеперься, крыса блохатая!
Что? Козел вонючий! Вон! Линяй!
А может теперь побалуемся? Не шипи, не разевай пасть! — встал и пошел к Катьке вразвалку.
Чирию было пятнадцать лет. Катька не только многое слышала, а и видела, какая она, эта любовь бомжей.
«Смотри, учись, скоро и сама в нее играть станешь. Стоит один раз… Потом этих Любовей столько будет, всех и не запомнишь, не сосчитаешь враз. Последний годок остался, если наши дотерпят», — хихикали бомжихи немногим старше Катьки.
«Тебе бояться нечего. А вот Юла уже два раза аборты делала. Теперь вот сифилис у нее. Врачи сказали скоро сдохнет. Потому колотят все, чтоб быстрей откинулась», — вспомнилось Катьке.
«А кто заразил ее?».
«Чирий…».
Мальчишка и глазом не успел моргнуть, как табуретка разлетелась на его голове. Он упал, ткнувшись головой в ноги Катьке. Та еле выволокла пацана за порог, а потом долго отмывала руки.
Закрыв окна ставнями, а двери на крючок, долго наблюдала через щель за Чирием. Тот не скоро пришел в себя. Когда встал на ноги, долго матерился. Уходил, шатаясь, обхватив руками голову.