Изгои
Шрифт:
Да он все ест, что найдет. Если хлеб будет, ничего больше не попросит. И блох у него нет! — защищала Зинка друга.
Тогда годится! Сдышимся! — позвала Катька за собой и повела домой девчонку и собаку.
По пути узнала, что Зинка умеет. Оказалось, что немного.
«Ладно! Дотяну!» — решила про себя и впустила в дом обоих.
Катька рассказала Зинке о себе. Скрывать не стала ничего. О Чирии и Червонце предупредила, мол, конечно, придут.
А ты не бойся! С нами Голдберг! Он не даст нас в обиду! — отмахнулась Зинка.
Я
Нет! Голдберг сдалека чует. А если услышит рядом с домом, выскочит и в клочки порвет. Он умный!
— кормила пса хлебом. Тот ел жадно, глотал, не жуя.
Вот это — Катя! Ее любить надо и охранять как меня! Мы теперь здесь жить будем! Сторожи всех! — разговаривала Зинка с собакой. Пес, казалось, не слушал, уплетал хлеб, но вот насторожился. Зарычал. Пошел к двери, толкнул ее и выскочил во двор с рыком, леденящим душу.
Вскоре до девчонок донеслись вопли.
Прижучил! — обрадовалась Зинка и выскочила следом за Катькой во двор.
Первое, что сразу бросилось в глаза обеим, так это голая задница, застрявшая в штакетнике. Обрывки брюк висели на ногах, голова и плечи человека болтались на улице и стали добычей пса.
Червонец! Падла! Помоги! Куда ты смываешься? Подожди! — кричал застрявший.
Катька с Зинкой увидели, как петляя по улице, бежит человек, на каком нет ничего, кроме обрывков рубахи. Он убегал с такой скоростью, что удивленная собачья свора так и не поняла: за кем или от кого он бежит? На своей, пусть и окраинной улице, псы ни разу не видели дикарей. Не решились нагонять.
Голдберг тем временем искусал руки, плечи и спину Чирия. Он давно мог бы перегрызть горло человеку, но хозяйка не давала такого разрешения, и пес развлекался, оттягивая развязку.
Ну что? Попух, лопух? — рассмеялась Катька, подойдя совсем близко.
Скалишься, метелка? Твой верх! Сама додумалась иль надоумили? — спросил хрипло пацан.
Еще слово, и пустим тебя на чучело. Милиция за твою поганую башку все мои грехи простит и премию даст. Своим ты тоже не нужен! Последний твой корефан сбежал! Бросил. У тебя научился делать ласты. Так тебе и надо!
Катька! Убери пса! Не то самой кентель оторву!
— пообещал Чирий.
Попробуй, оторви! — подошла ближе.
Забери пса! — взмолился пацан.
Нет! Пусть пошалит! Спереди он тебя уделал. Теперь с другой стороны достанет! — позвала Голдберга и указала на голый зад: — Вырви у него все, что достанешь!
Пес ждал команды Зинки. Та молчала, думала, а потом сказала тихо:
Он может загрызть насмерть, но стоит ли? Может, пусть сам уйдет навовсе? Как мы с Голдбергом. И не возвращается никогда…
Слышь, ты? Что вякнешь? — спросила Катька Чирия. Тот, чуть не плача, поклялся никогда не возникать.
Зинка позвала пса в дом. Чирий вскоре исчез. Катька одна понимала, пацан больше никогда не придет сюда, но по всему городу малолетние бомжи устроят на нее облаву. Сколько ни старайся, от мести не уйти.
А ты меня насовсем взяла? — внезапно спросила Зинка и добавила, вздохнув: — Я знаю, те пацаны теперь не придут. Выходит, мне тут делать нечего. И Голдбергу… А даром, как мои говорят, никого не кормят.
Да вам идти некуда. Живите покуда. Там увидим… Конечно, ты ни хрена не умеешь. Но, может, научишься чему-нибудь. Ведь не сдохла, хотя давно ушла из дома…
Меня Голдберг кормил: то хлеб с помойки принесет, то селедочные кишки, а один раз котлету мне отдал. Кто-то выбросил. Небось, завалялась в холодильнике, сами жрать побоялись, нам гостинцем стала. Так и выжили.
А ты меня ментам не высветишь? — выдала свой страх Катька.
Зачем? С тобой хоть как-то проживу, а менты кто мне?
Зинка не умела лукавить и говорила напрямик. Улица ещене испортила девчонку. К ней не решились подойти бомжи, боясь Голдберга. Он невольно уберег от общения с ними.
А знаешь, кажется, я придумала, что смогу делать! Буду собирать пустые бутылки и сдавать их за деньги!
Так их тебе и рассыпали! — рассмеялась Катька.
Знаешь, я один раз на целых двадцать рублей набрала. Возле магазина. Хлеба купила на все. От пуза нажрались! А если хорошенько поискать? Да их по мусорным контейнерам всегда полно! Одно плохо: на них много охотников. Даже дерутся. За каждую бутылку. Сама видела. Но в скверах, возле пивных, даже на кладбище, что-то и нам останется!
А и правда! Пусть маленький, но навар. Лучше что-нибудь, чем ничего, — согласилась Катька.
На следующий день Зинка пошла на кладбище. Катька, узнав, куда собралась Зинка, не поняла:
Да разве мертвяки и на том свете бухают? Им что, при жизни не хватило? Интересно, откуда они «бабки» берут? Небось, живых алкашей трясут. То-то мой родитель, ужравшись, все со своим отцом виделся. Даже спорил. И ты смотри, чтоб у тебя последнее не отняли — Голдберга! Он хоть и сам кусается, но и его на закусь пустить могут…
Зинку от такой шутки затрясло, но осекать Катьку побоялась и ушла молча с сумкой на плече.
Вернулась она уже в сумерках. Катька еще не пришла, и девчонка, разгружая сумку, довольно улыбалась.
Еще на кладбище досыта накормила Голдберга Было чем: с пяти похорон много объедков осталось. И бутылок без счету. Три раза носила их сдавать. В кармане захрустели деньги. Целых пятьдесят рублей. Жратвы приволокла немало: колбасы и сыра, яблок и помидоров, копченой рыбы и хлеба. Даже водки половину бутылки прихватила, сама не зная зачем. Все аккуратно разложила на столе. И пока Катька не вернулась, прибирала в избе. Подмела полы, протерла окна, подоконники, помыла стол, подмела в коридоре. Только хотела навести порядок во дворе, услышала шаги. Голдберг радостно завилял хвостом. Значит, опасаться нечего. Зинка выглянула за дверь, увидела Катьку. Та еле шла. Все лицо в синяках.