Изгой
Шрифт:
Там оказалась пустота. Он упал, покатился, покатился, это ступеньки, много ступенек. Ударился в последний раз, перед глазами все кружится, к дикой боли в голове добавилась тошнота. Но здесь неширокое помещение, веет могильной сыростью. Он застонал, но из горла вырвался хрип. Кое-как удалось воздеть себя сперва на колени, руки болтаются как плети, а потом, собравшись с силами, поднял себя на ноги.
Подземная часть храма! Того самого, о котором говорил Окоем. Храм жестокого бога, который давал блага просителю только до захода солнца, а потом не то пожирал живьем, не
Искры сыпались из глаз, все плывет, покачивается, двоится и троится. В трех шагах впереди на гранитном пьедестале темнеет что-то чудовищное, вроде вырубленной из черного камня жабы размером с быка.
Он чувствовал, что сейчас упадет и уже не поднимется. Изломанные в плечах крылья так и остались изломанными, хотя теперь это изломанные руки, а не крылья. Одна нога, похоже, сломана тоже. Острая боль стегает всякий раз, когда пробует опереться хоть самую малость. Сейчас он безрукий и одноногий. А за спиной сверху вспыхивает зарево. Похоже, дракон опустился на землю и пробует достать его огненным дыханием. Или же наездники все еще стреляют... Совсем невмоготу будет, если дракон в самом деле опустится на землю, а всадники спешатся и пойдут по кровавому следу.
Он качнулся и, чтобы не упасть, торопливо запрыгал на одной ноге. Все же не удержался, упал, ухватился за холодный камень. Кровь с разбитого лица часто капала на черную плиту.
Ему почудился тяжелый вздох, потом из глубин земли, так показалось, донесся нечеловеческий голос:
— Кто ты, обагривший своей кровью мой жертвенный камень?
Олег часто и тяжело дышал. Кровь текла изо рта, на камне расплылась целая лужица, что на глазах впиталась в гладкий гранит, словно в песок. Раздался новый вздох, в нем ясно чувствовалось удовлетворение.
— Кто ты, — повторил голос уже громче, — сумевший... знающий ритуал?
— Меня зовут Олег... — прошептали разбитые губы. — Я хочу... мне нужна твоя помощь...
Гранитная жаба шелохнулась. Ее тупая морда замедленно повернулась в его сторону. В выпуклых глазах появились желтые огоньки.
— Я даю свою помощь, — произнес голос уже из жабы, — только при одном условии...
Холодок пробежал по спине Олега, он сам удивился этому холоду, чего страшиться, если уже умирает и так, а сзади еще и вот-вот настигнет враг.
Он попытался вызвать образ горящих сел, несчастных жителей, которых угоняют в рабство, разрушаемые каналы, вырубленные сады и засыпанные колодцы, пылающий город Гелона, прекрасный, но уже обречен-ный, однако видел только себя, который доживет только до захода солнца.
— Я готов, — ответил он тяжело. — Какая плата?
— К тебе вернется то, что ты утратил, — прогрохотал голос. — Молодость, если ты стар... красота, если ты был красив, а теперь уродлив... если ты колдун, я дам тебе ту мощь, которую ты имел раньше... Но за это ты заплатишь самую дорогую для тебя цену. Твоя жизнь окончится с последним лучом солнца! Хватит ли тебе этого времени?
Олег сглотнул сухой ком в горле, прохрипел:
— А если и не хватит, мне ли сейчас торговаться? Я принимаю условие. Только поспеши...
Над головой прогрохотало, будто
— Я дам тебе рубин. В нем заключена моя сила. К закату придешь сюда и ляжешь на алтарь. Ты умрешь быстро и без боли. Но если вдруг ослушаешься...
— То что? — спросил Олег с замиранием сердца.
— Тогда умрешь мгновением позже. Но уже в таких страшных муках, что о твоих страданиях будут рассказывать в веках!
Олег кивнул, с его губ сорвалось:
— Где рубин?
Сухо щелкнуло, словно в костре лопнул большой валун. Голова каменного бога раскололась, блеснуло красным. Олег не успел, да и не сумел бы поднять руку, как огонек покатился, выпал...
Он наклонился, подхватил его в воздухе разбитыми губами. Камень ожег губы и подбородок приятным теплом. Олег невольно задержал дыхание. Камень кольнул острыми гранями, тут же челюсти Олега пошли навстречу друг другу, сомкнулись. Он в испуге раскрыл рот, невольно поднял руку... она послушалась!.. тронул губы. Под кончиками пальцев двигалось, шевелилось, разбитая в кровавую массу плоть собиралась в форму, покрывалась кожей. Даже пальцы уже пальцы, а не окровавленные обрубки с сорванными ногтями...
— Да чтоб... — сказал он яростно.
Земля под ногами дрогнула. Он замер, ощутив, что это не просто дрогнула, а это он заставил ее вздрогнуть, дернуться, как и раньше тряс, ломал скалы и крушил горы.
Жаба смотрела на него неотрывно. Слабо мигнула, а голос древнего бога истончился, прозвучал едва слышно, как голос умирающего комара:
— Ты... ты был настолько могуч?.. Я не знал, что ты забёрешь всю мою мощь... Хорошо, что это только до последнего луча солнца!.. Но летом дни такие длинные...
Олег опустил взгляд на свое тело. Раны не просто зажили, исчезли даже следы от ран. Даже тот шрам, что остался от ножевой раны, полученной год назад, даже он растворился бесследно!
Голова ясная, боль стыдливо исчезла. Он поднял руки, осмотрел, сжал кулаки. Во всем теле снова ощущение прежней силы. Да не той, что была вчера, а прежней, когда он тряс горами.
С противоположной стороны зала свет стал ярче. Послышались торопливые шаги. По ступенькам в зал сбежали трое воинов. Двое держали в руках обнаженные мечи, но Олег задержал взгляд на третьем. Крепкий мужчина, весь красный, как огонь, с шапкой пурпурных волос, держит в руках наготове короткий толстый лук. Стрела на тетиве, оранжевый наконечник горит как солнце и сыплет искрами.
— Вот он! — закричали воины. Стрелок злобно усмехнулся и начал поднимать лук, пальцы его уже натягивали тетиву.
— Да, — ответил Олег. — Я — вот он.
Глава 42
Скиф в эту ночь не ложился, как и Турч, только Окоем урвал для сна пару часов. С первыми лучами рассвета все трое были на стене. От лагеря агафирсов доносились воинские песни. Там громко и долго били в медные щиты. Видно было, как жрецы обходят ряды воинов, приносят в жертву захваченных жителей сел, брызгают кровью на воинов и коней, призывая богов дать полную победу.