Излом времени
Шрифт:
– Мег, ты только не злись. А ты не думаешь, что они и сами ничего не знают?
По щеке у Мег поползла слеза.
– Ну да, этого я и боюсь…
– Почему же ты не плачешь? – мягко спросил Кальвин. – Ты же с ума сходишь из-за папы, верно? Так поплачь. Тебе станет легче.
Мег ответила голосом, дрожащим от слез:
– Я и так слишком
– Твоя мама – совершенно другой человек. И она намного старше.
– Я бы тоже хотела быть другим человеком! – срывающимся голосом сказала Мег. – Я себя ненавижу!
Кальвин снял с нее очки, достал из кармана носовой платок и вытер ей слезы. От этого заботливого жеста Мег совсем расклеилась. Она уткнулась головой в коленки и разрыдалась. Кальвин молча сидел рядом и только время от времени гладил ее по голове.
– Извини, – всхлипнула она наконец. – Извини, пожалуйста. Ну вот, теперь и ты меня ненавидишь!
– Ой, Мег, ну ты и правда тупая! – сказал Кальвин. – Да встреча с тобой – самое лучшее, что со мной случилось за много-много времени.
Мег подняла голову, и лунный свет озарил ее мокрое от слез лицо. Без очков ее глаза сделались на удивление красивыми.
– Если Чарльз Уоллес – уникум, то я, наверно, вообще ошибка природы.
Когда она заговорила, в свете луны сверкнули скобки у нее на зубах.
Она ждала, что Кальвин ей возразит, но он вместо этого сказал:
– Ты знаешь, а ведь я впервые вижу тебя без очков.
– Без очков я слепа, как крот. У меня близорукость, как и у папы.
– Так вот, знаешь, у тебя не глаза, а мечта, – сказал Кальвин. – Слушай, ты только не вздумай перестать носить очки. Мне, пожалуй, не хочется, чтобы еще кто-то знал, какие у тебя глаза удивительные.
Мег расплылась в улыбке и почувствовала, что краснеет. Интересно, при лунном свете видно, что она покраснела, или нет?
– Так, вы двое, стоять! – раздался голос из темноты. И из тени на свет луны выступил Чарльз Уоллес.
– Я не подслушивал, – поспешно сказал он, – и мне неохота вам мешать, но пора, ребята, пора!
Голос у него дрожал от возбуждения.
– Куда пора? – спросил Кальвин.
– Мы отправляемся!
– Отправляемся? Куда? – Мег машинально нащупала и сжала руку Кальвина.
– Я точно не знаю, – сказал Чарльз Уоллес. – Но думаю, что искать папу.
И внезапно из темноты на них уставились два огромных глаза. Это сверкнули в лунном свете очки миссис Кто. Она стояла рядом с Чарльзом Уоллесом. Как она ухитрилась объявиться там, где секунду назад никого не было, только неверные лунные тени, – Мег понятия не имела. Она услыхала за спиной какой-то шум и обернулась. Это карабкалась через стенку миссис Что.
– Господи, хоть бы ветер улегся! – жалобно сказала миссис Что. – Так тяжело во всех этих одежках!
Она была одета точно так же, как накануне: в резиновые сапоги и все остальное, да еще и в одну из простыней миссис Банкомб закуталась. Когда миссис Что сползла со стенки, простыня зацепилась за нижнюю ветку и съехала. Шляпа немедленно соскользнула ей на глаза, а другая ветка поймала розовый палантин.
– Боже ж ты мой! – охнула старушка. – Нет, я к этому никогда не приспособлюсь!
Миссис Кто засеменила в ее сторону, едва касаясь земли крохотными ножками и сверкая линзами очков:
– «Come t’`e picciol fallo amaro morso!» Это Данте: «Тебе и малый грех – укол жестокий!»
Рукой, похожей на птичью лапку, она поправила шляпу на миссис Что, отцепила от дерева палантин, ловко подхватила простыню и сложила ее.
– Ой, спасибо! – воскликнула миссис Что. – Экая ты сноровистая!
– «Un asno viejo sabe m'as que un potro». Это Антонио Перес: «Старый осел знает больше жеребенка».
– Если ты на каких-то несколько миллиардов лет… – негодующе начала миссис Что, но тут ее перебил резкий незнакомый голос:
Конец ознакомительного фрагмента.