Излом
Шрифт:
Минут через десять появился дед. Он шёл, довольно улыбаясь и раскручивая указательным пальцем связку ключей на длинной цепочке. «Эх и тягомотный!» – вздыхал я, пока пожарник примеривался ключом. Наконец дверь открылась.
— Вы, ребята, немного посидите, я ваши фамилии с листков перепишу.
В кабинете было довольно прохладно. Я поёжился и стал смотреть в окно, наблюдая, как толстый мужчина в фуфайке и синих мятых штанах тащил за длинную ручку тележку. Наконец раздался голос заводского брандмейстера:
— В случае пожара или загорания первый
Разжав пальцы и пригладив волосы, встал, резко отодвинув стул, дружелюбно улыбнулся и спокойно уже произнёс:
— Подождите, ребята, не расходитесь, сейчас ещё по технике безопасности лекцию прочтут.
Пламя в его глазах погасло.
После нудного инструктажа по технике безопасности я не спеша спустился на первый этаж.
«Надо у кого-нибудь спросить, где этот судьбоносный двенадцатый цех».
Как нарочно, вестибюль был пуст. Неожиданно за спиной громко хлопнула дверь. Из туалета вышли, встряхивая перевёрнутыми чашками, три симпатичных беременных девчонки в белых халатиках и пошли в мою сторону. Самая маленькая, с удивительно высокой грудью, проходя мимо, неизвестно чему хихикнула.
— Девушки, можно вас?
Остановившись, вся троица строго уставилась на меня, как по команде убрав чашки за спину
— Ну? – важно произнесла самая полная, поглядев на маленькие часики.
— Я ещё плохо ориентируюсь. Как попасть в двенадцатый цех, не подскажете?
Их лица смягчились.
— Новенький? – спросила маленькая, жизнерадостно хохотнув.
— Оля, перестань, – полная поправила левой рукой очки с огромными стёклами.
— Это очень просто, – ответила молчавшая до того третья подруга, – как выйдете на улицу, пройдите по дороге налево, – плавно размахивая чашкой, нараспев объясняла она, – никуда не сворачивайте. Пройдёте синий вестибюль, там термичка, затем высо–о-кое ка–а-менное крыльцо… – говорила она, растягивая слова, – это склад готовой продукции… Самая последняя дверь самого последнего корпуса и будет двенадцатый цех.
— И ждёт меня там самый большой начальник с самым большим производственным планом, но с са–а-амой маленькой зарплатой, – растягивая слова и завывая, продолжил я.
— Только надо подняться на третий этаж, – скороговоркой вставила весёлая Оля.
— Спасибо большое!
— Пожалуйста! – хором ответили молодые женщины и, стуча каблучками, заспешили, вспомнив, что сейчас рабочее время и начальник опять будет недовольно морщиться, подняв голову от кроссворда.
«Неплохо работают», – подумал я о беременных.
— Молодой человек?! – прекрасная Мальвина, улыбаясь, смотрела на меня.
— Я слышала, вы двенадцатым цехом интересуетесь?
— Не только, вы мне
«Чего это я? Казанова нашёлся!.. От Мальвины и Буратине-то проку не было…»
— Господи! Ну ладно, эти мальчишки, – она кокетливо поправила причёску, – а вы бы хоть колечко обручальное прикрыли.
«Точно! Все Мальвины одинаковые… Та Буратино доста–вала, а эта – меня!
— А у вас ещё нет такого? – удивляясь себе, спросил у красавицы.
«Ловелас хренов! Вот жена-то узнает…»
— Не хотите отвечать, не надо, – фыркнула она, – сама найду.
— Ну зачем, пойдём вместе.
«Единственно верное предложение», – похвалил себя, смышлёненького.
Открыв стеклянную дверь, пропустил Мальвину.
— Какой вы галантный, ну прям, наш пожарник.
— Какая вы ироничная, ну прям, женщина из отдела кадров.
— Не вспоминайте про неё…
Мы рассмеялись.
— Нам туда, – махнул рукой в сторону моего недавнего знакомца, который вдалеке остервенело дёргал застрявшую тележку, энергично пиная её ногами и, видимо, награждая такими эпитетами, что умей она краснеть, то сейчас бы просто пылала.
«А вот и термичка, о которой говорили девчонки».
Напротив, через дорогу от термички, был разбит небольшой скверик с двумя обшарпанными скамейками, множеством стеблей роз и засыпанными листвой узкими дорожками с выбитым асфальтом. Плакучая ива, низко свесив ветви, закрывала одну из скамеек. «Летом, – подумалось мне, – здесь неплохо было бы посидеть с Мальвиной, да чтоб народу поменьше».
Между скамейками, лицом к дороге, традиционно подняв правую руку, стоял памятник Ленину в человеческий рост – неухоженный, с проплешинами облупившейся краски. «Так и есть! Владимир Ильич на дом указывает, – улыбнулся я. – Нечего, мол, батенька, с дамочками мотаться, а ступай домой к жене и деткам…» «О'кей! Владимир Ильич. Будет сделано», – кивнул памятнику.
— А где же ваши пажи? Как они смели покинуть свою королеву? – поинтересовался я.
— Какие пажи? – удивилась Мальвина, кокетливо поправив волосы.
— Двойняшки.
— Ах, эти мальчишки… Предпочли сигареты, – она легкомысленно улыбнулась.
«Оказались умнее меня… Сто раз прав Ильич».
Попав наконец в производственный корпус и миновав узкий коридор, мы оказались перед рядами вешалок, навьюченных пальто, плащами и куртками. Слева вход на этаж преграждали два турникета. Откуда-то из-под пальто вынырнула тщедушная бабулька.
— Вы чаво тут? – она, словно матрос в семнадцатом винтовку со штыком, строго сжимала здоровенную швабру с тряпкой.
— Здравствуйте! – Мальвина выступила вперёд. – Нам двенадцатый цех нужен.
— Марковна! – взвизгнула старушка. – Тут двенадцатый цех ищут.
— Пусть тапки одеют да идут, – раздался приглушённый голос таинственной Марковны.
Пройдя через турникет, начали подниматься на третий этаж. Горло пересохло, когда увидел обтянутые красным платьем, мерно покачивающиеся бёдра идущей впереди Мальвины.