Измайловский парк
Шрифт:
– Я не говорил. Но если ты можешь договариваться со зверями и нежитью, то почему не хочешь договориться со мной? – Монах сказал это с легким напором.
– О чем? – недоуменно спросил Мальф.
– О правде. Не говоришь ты правды, ой, не говоришь…
– Почем знаешь? – с вызовом спросил Мальф.
– Почем… – Макарий встал и прошелся по келье. – Ты хоть слово о шайнах сказал мне? Хоть слово правды?
– А я должен был сказать? – безразлично спросил Мальф. – Что мне шайны, что я шайнам?
– А мне в последнее время все о них интересно. Вот посмотри:
Дьяк так увлекся, что, казалось, забыл о Мальфе. Он говорил, слегка двигая рукой, четки, зажатые в тонких сухих пальцах, качались в такт словам.
– А вот еще моду взяли: приезжают сюда вроде как с балаганом. Бои потешные устраивают. Орут, прыгают, пальцами в глаза тычут. Страх просто. Говорят, что одним тычком кривого своего пальца человека убить могут. Ну ладно, побалаганили, бабы наши посмеялись, а пацаны-то и поверили. Так эти шайны школу открыли. Говорят, военному искусству «Пустая рука» учить будут. Не задешево. И молодежь потянулась. Даже пару девиц там видели. Потом, конечно, им, девицам, матери юбки задрали да ремня выписали.
Ну, ладно, скачут они на пустыре, палками друг друга лупят, – кстати, рука-то никак не пустая. А потом докладывают мне, что они не только скачут. В кружок садятся, и старший шайн что-то им про свою веру начинает втемяшивать. Ну, наши-то стойкие, на искушение не пошли.
А потом курить они стали какую-то гадость, мальцам предлагать. Вот тут, в общем, отцы и всполошились. Пошел к ним Микола, пекарь наш. Говорит тому шайну: «Ты почто моего сына портишь?» А тот улыбается и одно в ответ: «Не понимаю руська». Микола ему в ухо дал с левой, шайн этот с копыт, никакие искусства не помогли. Ну, и закрыли мы их балаган.
– Шайна наказали или так выгнали? – поинтересовался Мальф.
– Никто его не наказывал. На кол посадили, и всего-то делов, – просто ответил Дьяк. – Так ничего не расскажешь?
– Что рассказывать – ты о них вон сколько знаешь.
– Ну, хотя бы рассказать, что шайны твой поселок захватили, народ поубивали, – словно между прочим бросил Дьяк.
– Не знаю я такого, – стиснув зубы, процедил Мальф. – Врут, поди!
– Я могу поверить, что они напали после того, как ты оттуда ушел… – мягко сказал Макарий. – Но это ты мне как раз и должен доказать.
– А ты мне свои слова должен доказать, – упрямо ответил Мальф.
– Как я тебе докажу? Там Остронег был со своими людьми. Надо сказать, что они шайнов всех положили. Так что нет там уже никого.
– Никто не врет так, как после боевых походов врут.
– В Тайном Сыске не врут, – мрачно сказал Макарий. – Пытаются поначалу, а потом правду говорят. Даже то, чего не знают, спешат рассказать. Но на то мы и Сыск, чтобы правду от выдумки отличить.
– Пытать будете? – тихо спросил Мальф.
– Спрашивать. Что мы, звери?
– Ну так спрашивай! – сорвался Мальф.
– Зачем в Кремль пришел? – спокойно повторил вопрос Дьяк.
– Я же сказал! Торговлю…
– Торговлю? – перебил его Макарий. – Чем торговать? Да от твоего поселка только это и осталось!
Он достал из стола мошну с золотом, перевязанную пучком оберегов. Ту, что сегодня передал ему Остронег.
– Вот деньги, торгуй! Только куда ты товар повезешь? Бери деньги, твои они теперь.
Реакция Мальфа была неожиданной. Из него словно кто-то вынул хребет. Мужчина обмяк и, упершись локтями в колени, закрыл лицо ладонями.
– Заприте меня на день, – глухо произнес Мальф. – В подвале.
– И что, тебе полегчает? – по голосу Макария чувствовалось, что он зло улыбнулся.
– Все само решится, – мертво сказал Мальф.
– Само ничего не решается. Чего так тебя кучка золота испугала?
– Нет. Просто слова твои – правда. И мне теперь одно нужно. Смерть. Моя. А придет она за мной в течение дня… – голос Мальфа был ровный и глухой, словно говорил не он, а кто-то другой внутри него.
– Не по-христиански это – смерти себе желать. Если виновен в чем-то, то искупи, а Бог простит, – Макарий сбросил капюшон и стал на свету.
Он оказался совсем еще молодым человеком чуть за тридцать, с черными, аккуратно постриженными волосами. Через лоб и щеку проходил тонкий шрам, – скорее всего, от сабли.
– Бог? А где он был, когда всю мою родню убивали?! Это их обереги! – Мальф сорвался на крик. – Я их помню. Каждый приходил ко мне, спрашивал, спасет ли его, а я шептался с оберегами. Говорил, что защищают они лучше, чем оружие. Значит, врал им. Я им надежду давал, а не твой Бог. Где он был тогда, когда их убивали?
– Не у меня спрашивай. Никто не знает, что должно произойти, а что нет. Испытания нам даются, чтобы их пройти и остаться человеком. Не хочешь – не рассказывай. Но ведь шайны, если ты их задание не выполнишь, другого пошлют, потом третьего. И каждый раз будут умирать невинные. Ладно, хочешь посидеть один – посиди. Я понимаю, что у тебя сейчас на душе.
– Слушай, Макарий, я вижу, ты человек честный. Пойми, нет у меня выбора. Когда надо было поселок спасать, я пошел на неправедное дело. Но сейчас… Не будет меня – не будет и неправедности, и никто вам не навредит. А меня кара уже постигла, и с ней мне не жить. Верь, я на себя руки не наложу, греха на мне не будет. Меня убьют сегодня.
– Тебя запрут под охраной, а ты говоришь – убьют?
– Чем надежней будет охрана, тем больше гарантий того, что убьют, – устало сказал Мальф.
– Твои слова и твой выбор. – Макарий взял со стола колокольчик и позвонил в него два раза.