Измена по контракту
Шрифт:
— А с кем ты встречаешься? Я думала, ты поговорил со всеми, кого удалось достать.
Никитос мешкает, но всё же отвечает:
— С Настей. Она сегодня прилетает из Лос-Анджелеса. Её вызвали для дачи показаний, она же числится владелицей «Питерстроя».
— А почему её не арестовали? — интересуюсь я. — Всех причастных задержали, а её нет.
— Ян, в полиции не дураки работают. Понятно же, что она не имеет отношения к коррупции. Просто выполняла распоряжения отца. Хочу с ней кое-что обсудить и, так сказать, поставить жирную точку.
Я молитвенно складываю
— Никита, прошу, возьми меня на встречу! Мне очень нужно задать ей несколько вопросов. Ну, пожалуйста, возьми меня с собой!
— Ладно, — соглашается он. — Но ты будешь говорить, только когда я разрешу. Согласна?
— Согласна!
— И надень одежду, в которой не будет виден твой живот.
— Он у меня не виден!
— Виден.
Настя выглядит совершенно иначе, чем в первую нашу встречу. Она сняла наращенные волосы, ресницы и ногти. И даже как-то губы сдула или, по крайней мере, перестала рисовать контур так агрессивно. Теперь у нее миленькое каре русого цвета, незаметный макияж и короткие натуральные ногти. Хорошенькая девушка, да вот только жестокая.
— Привет, подельники, — говорит она, заходя в кафе и подсаживаясь за наш столик.
— Привет, — отзываемся мы с Никитосом.
— Тебя не узнать, — добавляет Никитос. — Сильно Америка тебя покорёж… изменила.
— Да вы тоже не остались прежними, — парирует Настя. — Ты похорошел, молодец, больше не похож на пожилого хомячка, а вот Яночку разнесло, как на дрожжах.
Я молчу. Всего три килограмма прибавилось, но с моим ростом они, конечно, заметны. Особенно для злорадного женского глаза.
— Ближе к делу, — говорит Никитос.
Настя кладёт руки на стол и наклоняется к нам:
— Я пришла сюда только по одной причине: не хочу, чтобы о нашем, гм, сотрудничестве узнали следователи. Подозреваю, вы тоже в этом не заинтересованы. Лишние проблемы никому не нужны. Версия такая: мой муж добровольно признался в измене и при разводе оставил мне «Питерстрой». Вот и всё. «Скорпион» лишь помог оформить документы. Если отбросить несущественные подробности, — она кидает быстрый взгляд на меня, — то всё так и было, разве нет?
А она волнуется. Переплетает пальцы, прикусывает губу.
— В принципе, да, — соглашается Никитос.
— Отлично. Тогда я пойду, — Настя поднимается.
— Но если всё выяснится, то к «Скорпиону» у следаков вопросов не будет. А вот к жене могут и появиться. Зачем она подставила мужа?
Настя досадливо морщится и садится на стул.
— Чего ты хочешь, Ник? Денег? Так сам понимаешь, денег у меня сейчас нет, папочка в тюряге, все счета заблокированы.
— Я хочу правды, — говорит Никитос. — Твой отец отказался со мной разговаривать, но я должен закрыть для себя кое-какие вопросы. Если расскажешь свою историю с Владом ещё раз, но только честно, никто не узнает, что ты подстроила его измену.
Настя смотрит на нас тяжёлым взглядом, потом вздыхает и просит:
— Положите на стол все свои мобильники и диктофоны. Я ничего не буду говорить под запись.
Мы выполняем её требование.
Она начинает:
—
Она берёт мой стакан воды и делает несколько больших торопливых глотков.
Я не возражаю, хотя мелкий вампирёныш внутри меня тут же захотел пить.
— Когда я… — Настя трёт шрамы на запястьях, — совершила глупость, отец об этом узнал и засунул меня в клинику неврозов. Посчитал, что так будет лучше. С Владом мы расстались, конечно. Отец с ним разговаривал, но этот мерзавец убедил всех, что у меня паранойя на почве ревности. Даже мой отец ему поверил! Я прожила пять лет с клеймом ревнивой идиотки и только от вас узнала, что измена действительно была. Тварь.
— Он по пьянке с ней переспал, она ему никогда не нравилась, — вставляю я, но Настя лишь машет рукой.
— Да плевать. Важно, что интуиция меня не подвела. Теперь я буду верить себе, даже если целый мир будет мне доказывать, что я ошибаюсь. Нахрен целый мир! Самое главное — что чувствую я. Нельзя игнорировать свои чувства, это плохо заканчивается.
Мы молчим. В чём-то я с Настей согласна.
Никитос спрашивает:
— И что было после клиники неврозов?
— Ничего. Мне прописали крутые таблетки, и я пришла в норму. С Владом иногда пересекались на семейных сборищах, наши отцы ведь дружили, но никаких отношений у меня с ним не было. Да и он не стремился, у нас обоих перегорело. Так прошло четыре года.
— А потом?
— А потом умер дядя Юра, и через какое-то время отец попросил меня выйти замуж за Влада. Сказал, что это нужно для дела. Ненадолго, максимум на годик.
— И ты так легко согласилась? — спрашиваю я.
— Не так уж легко! — восклицает Настя. — Я всегда мечтала уехать в Калифорнию и поступить в актёрскую школу. Это было моей мечтой с тринадцати лет! Я даже прошла дистанционное обучение, меня приглашали на пробы, но родители были против. Мы ругались много лет, и только в этот раз мне удалось уговорить отца отпустить меня в Америку. Он сказал, что если я смогу отжать у Влада «Питерстрой», то он даст мне денег и отцовское благословение на актёрскую карьеру. Ради этого я и вышла замуж.
— Ага, понятно, — говорит Никитос, — рейдерский захват под видом брачного договора. Оригинальный ход, ничего не скажешь.
Настя кривит красивое лицо, но никак не комментирует эту фразу.
— А с чего ты взяла, что Влад согласится? — опять спрашиваю я. — У вас же всё давно потухло.
Мне очень интересна история их отношений.
Как будто это имеет какое-то значение.
— Да он такой разобранный был после смерти отца, такой беспомощный, — отвечает Настя. — Когда из Израиля приехал Игорь и выставил на продажу их квартиру, я предложила Владу пожить у меня. А дальше было просто. Влад только в архитектуре разбирается, а в людях нифига не понимает. Однажды ночью я просто пришла к нему в постель, вот и всё.