Шрифт:
Глава 1
С обеда я взяла отгул — в женскую консультацию удалось записаться только на два часа дня. И теперь я шла туда, стараясь не строить ни малейших иллюзий. Слишком много раз я уже ошибалась. Я даже Пашке ничего не сказала — ни про задержку, ни про легкую тошноту утром, ни про две полоски на тесте, который я сделала накануне.
И в кабинет врача я заходила на ватных ногах. И только молилась, чтобы на этот раз всё получилось.
— Ну, чего вы так побледнели-то, дорогуша? — улыбнулась после осмотра врач. — Двадцать семь лет — прекрасный возраст для беременности. Правильное питание, полноценный сон и никаких волнений. И про витаминчики не забывайте.
Если бы я не боялась, что это повредит малышу, то неслась бы домой вприпрыжку. И я не села в битком набитый автобус, а предпочла прогуляться пешком. Купила торт со взбитыми сливками — Пашка любит такой. Он, конечно, спросит: «По какому поводу пир?» А я только загадочно улыбнусь — чтобы он непременно сам догадался.
И по лестнице я поднималась медленно, словно боясь расплескать переполнявшее меня счастье.
Дверь в квартиру была приоткрыта, и я еще с середины лестничного пролета услышала громкий голос подруги Арины Ланской:
— Надеюсь, хотя бы сегодня ты с ней поговоришь? А иначе придется поговорить мне, а ты знаешь — это будет гораздо хуже. И перестань уже чувствовать себя виноватым. Вы всё равно бы рано или поздно разошлись. Семья без детей — это не семья. И Катька это тоже понимает! Ты думаешь, она не мучается от того, что не может сделать тебя счастливым? Так что я еще, можно сказать, ей одолжение сделала.
О чём она говорила? Почему мы должны были развестись? Особенно теперь, когда…
А может быть, она разговаривала с кем-то по телефону? Наверняка, так оно и было. И мало ли Катек на свете?
Но эту утешительную мысль развеял звук Пашкиного голоса.
— Я уже сказал тебе, что поговорю с ней. Ты думаешь, это легко — после пяти лет брака сказать, что мы должны развестись? Просто дай мне возможность сделать это по-человечески.
— Я тебя предупредила, Шестаков, — голос Ланской прозвучал угрожающе. — А выводы делай сам.
Я не выдержала и распахнула дверь настежь. Они оба были в прихожей — и Арина (выглядевшая, как всегда, на миллион), и мой муж Павел. Он держал в руках ее плащ.
— Что здесь происходит? — я прижалась к стене, боясь упасть — потому что ноги задрожали.
— Катя, я тебе сейчас всё объясню, — щеки мужа стали пунцовыми.
А вот подруга совсем не смутилась. Напротив, даже обрадовалась моему приходу.
— Ты прям вовремя! А мы тебя ждали.
Она требовательно посмотрела на Пашку, ожидая, когда же он начнет мне всё объяснять. Но я и так уже всё поняла. И как же нелепо сейчас выглядел мой торт.
— Убирайся! — я редко повышала голос, но сейчас был как раз тот случай, когда без этого было не обойтись.
Арина неспеша надела плащ, посмотрелась в зеркало, поправляя и без того лежавшие идеально темные локоны.
— Надеюсь, мы обойдемся без опереточных сцен? Всё-таки разумные взрослые люди.
— Убирайся! — повторила я.
Она сняла с вешалки сумочку.
— Что ты можешь дать ему, Демидова? — она нарочно назвала меня прежней, девичьей фамилией — чтобы ужалить больней. — Ты за пять лет даже забеременеть не смогла.
— Арина, прекрати! — Павел, наконец, вышел из оцепенения, в которое его вогнало мое неожиданное возвращение домой. — Оставь нас, пожалуйста! Нам с Катей нужно поговорить наедине.
А та, которую я до сегодняшнего дня считала лучшей подругой, только хмыкнула:
— Как скажешь. Надеюсь, ты решишь этот вопрос как можно скорей. Потому что учти, Пашенька — матерью-одиночкой я становиться не собираюсь.
Она ушла, а я по-прежнему стояла у дверей, не решаясь сделать ни шагу. Этот дом, в котором прежде всё было мило и дорого мне, вдруг стал чужим.
— Котенок, прости!
Павел хотел меня обнять, но я отшатнулась. День, который должен был стать самым счастливым для нас обоих, превратился в кошмар.
— Катя, ну ты же понимаешь, что нам нужно поговорить. Дай мне возможность всё объяснить.
В этом он был прав — прежде, чем мы расстанемся, я должна была узнать, как долго они обманывали меня. Несколько месяцев? Или даже лет? А ведь мы работали все вместе. И как я могла ничего не замечать?
— И давно у вас с ней? — собственный голос показался мне хриплым, незнакомым.
Я прошла в гостиную, опустилась в кресло. У Павла хватило такта сесть не рядом со мной, а на диван.
— Да у нас было-то всего один раз! И то по глупости. Катя, я клянусь тебе! Ты же знаешь, как я тебя люблю!
Мне казалось, что знаю. Но теперь его слова о любви звучали не просто фальшиво, а оскорбительно.
— Когда любят, не предают, Паша, — было странно объяснять это взрослому человеку.
— Я сам не знаю, как это получилось! — он вскочил, заходил по комнате. — Одна случайная ошибка, и…
— Арина беременна, я правильно поняла?
— Да, и она грозится сделать аборт, если я на ней не женюсь, — на лице его отразилось отчаяние.
Он всегда мечтал о детях. Мы оба мечтали. И в одном Ланская была права — я действительно иногда чувствовала себя виноватой из-за того, что не могла сделать мужа полностью счастливым. Но сейчас мне не хотелось об этом вспоминать.
— Значит, ты должен на ней жениться, — я сама удивилась, что смогла это сказать. И что не расплакалась. И не закатила истерику.
— А как же ты, Катя?
Он растоптал мои чувства, а теперь, кажется, собирался меня пожалеть.
— А я уж как-нибудь без тебя, Паша.
Мне придется научиться жить без него, хотя прежде это казалось почти невозможным. Я должна постараться это сделать — не только ради себя самой, но и ради того малыша, что уже жил во мне.
Ради ребенка, о котором Шестаков не узнает. Никогда.