Измена. Как я не заметила раньше?
Шрифт:
Говорят же, что в измене виноваты оба. Так почему теперь всех собак спускают на него? И почему из-за какой-то измены он вдруг стал изгоем? Не человека же убил!
Связываться с полицией Костя точно не хотел. Конечно, он не совершил ничего противоправного, однако, не желал, чтобы о его поступке стало известно абсолютно всем.
— Я всё равно хороший муж. — выдал он последний аргумент. — Да, раз оступился и изменил. Но я никогда не поднимал руку на Лену, не пью, и деньги приношу домой, а не из дома. Так что не надо из меня делать
— Ага, любил так, что изменил. — закрыла перед ним дверь Анастасия Сергеевна.
Но Костя не мог себе позволить проиграть, поэтому, стоя уже за закрытой дверью, громко сказал:
— Я всё сказал. Лена взрослый человек, пусть она сама решает.
Больше он задерживаться не стал, а как можно скорее спустился и вышел на улицу.
И уже здесь его накрыло жгучее желание сделать что-то неправильное. Выпить? Закурить? Промотать все накопленные деньги? Или снова изменить? На этот раз обвинив в своём поступке неразумную Анастасию Сергеевну.
Сделать что-то, чтобы показать: «Это вы меня довели! Я старался исправиться, а вы меня не приняли».
Да и Лена эта опять спит! У них тут жизнь рушится, а она без конца спит!
Костя был зол на всех. Но означало ли это, что на самом деле он был зол на себя? Наверно, в данной ситуации, одно не было без другого.
Первопричиной, действительно, был сам Константин, сколько бы он не пытался переубедить себя в обратном и постараться разделить ответственность с кем бы то ни было ещё. Но в то же время он испытывал неподдельный гнев и чувство несправедливости из-за отказа других людей помочь ему исправиться.
И эта злоба выливалась в жгучее желание всем отомстить. Показать, как они делают ему больно и плохо. Разрушить себя настолько, чтобы мир ужаснулся от собственной к нему жестокости. Попрать все их ценности, и показать, как ты на них плевал. Потому, что и они плевали на то, что ценное для тебя — ты сам, твоё стремление стать лучше. Возможно, эта же мысль ведёт и зависимых, желающих исправиться и искупить свои грехи, но отвергнутые везде, кроме родного и знакомого притона. Оттого, они снова туда возвращаются.
Почему Костя об этом подумал? Потому, что ни выпить, ни изменять, он не хотел. Но ему казалось, что он был вынужден это сделать, чтобы наконец уже до всех докричаться: «Не оставляйте меня одного в этом аду!».
Пусть никто не говорил об этом прямо, но Косте казалось, что окружающие списали его со счетов, как неблагонадёжного, поставив тем самым на одну ступень со всем маргинальным сбродом, который он так презирал.
Полный гнева он залетел к себе в дом, совсем забыв, что второй комплект ключей он отдал соседке и потому внутри мог ещё находиться отец Лены.
Тот, к слову, сидел на стуле в зале, что-то листая в телефоне. Возле него расположились пакеты. Их было немного. Скорее всего он ещё не закончил, либо же решил взять немного.
Костя не знал. И лишь ошарашенный
— Я взял её одежду и телефон. — совсем обычно отчитался Михаил Викторович. — За остальными приеду позже, тогда уже такси возьму.
Костя не ответил.
— Чего молчишь? — всё также, облокотившись на колени, с телефоном в руках, спросил тесть. — Ключи тоже заберу, чтобы не отвлекать тебя. Приеду так же, днём. Заранее напишу. С рукой-то что? — посмотрел он на гипс Кости.
— Перелом.
— Ты Ленку не бил?
— Нет, только она меня.
— Это она тебя так? — засмеялся Михаил Викторович.
И именно в этот момент у Кости появилась идея, а не обвинить ли Лену в том, что она сломала ему руку? Тогда, она тоже должна была бы чувствовать себя виноватой. Может, это помогло бы им наладить контакт?
Но он всё же так не поступил. Наверно потому, что в таком случае ему пришлось бы нести на своих плечах не только вину измены, но и ещё клеветы. Лжи достаточно.
— Сам. В стену ударил.
— Молодец, — снова засмеялся тесть.
— Михаил Викторович, ну хоть Вы-то скажите Ленке, чтобы она от меня не пряталась. Нам с ней поговорить надо, не дети же.
— Дети вы, дети. Как были детьми, так и остались.
— Но Вы, как мужчина, должны меня понять. Иногда всё так наваливается, просто душит, что ещё делать? Вы же тоже изменяли.
— Я? — удивился тесть, — ни в жизни. Пить — пил, но изменять — никогда.
— И что, теперь Вы меня призираете?
— Ну сходил налево. — отмахнулся Михаил Викторович, — Многие мужики так делают. Но ни один из них не муж моей дочери. — посмотрел он прямо на Костю.
— Не надо меня отчитывать. — возмутился тот.
— Я и не собирался. Время твоего воспитания давно уже упущено. Тебя твой отец воспитывать должен, не я. Будь ты моим сыном, я б тебя огрел, или лучше ремнём прошёлся бы, и не посмотрел бы, что ты лоб. А так, что с тебя взять. Я сразу знал, что разведётесь.
— Вы сейчас это специально говорите, чтобы меня позлить. Если бы я был бы примерным мужем, Вы бы сказали, что и это знали…
— Тогда я удивился бы, что ошибся. Но, пожив с моё, смотришь на жизнь по-другому.
— По какому, «другому»? Вы слесарь всего лишь!
— А тебе, что, институт много мозгов дал? Стоишь тут — сопли распустил. А семью не содержать, не защитить не смог. Я в твои годы…
— Вот только этого не надо. Вы в свои годы… В том-то и дело, что сейчас уже давно не годы Вашей молодости. Сейчас давно уже другие правила, и жить надо по-другому.
— Я в твои годы, — настаивая, повторил Михаил Викторович, — Ленку уже воспитывал и семью обеспечивал. Тоже было тяжело. В запои уходил, а от того ещё хуже только становилось. Вы вот, что один, что вторая всё от родительских советов носы воротите, тупые мы для вас. А мы по тем же граблям прошлись, да ещё и попрыгали.