Измена. (не) Его невеста
Шрифт:
Теперь он ощущал себя школьником, краснеющим от одной только мысли, что он остался наедине с объектом своих желаний.
Может быть, так на него действовало ненормально долгое по его меркам ожидание. Может, то странное чувство груди — сладкое и ноющее, стоило бросить на неё взгляд…
Подумать только, пару часов назад он поднимался по ступеням крыльца, совершенно уверенный в том, что их вражда продолжалась.
И, может быть, она продолжалась. Но прямо здесь и сейчас всё ещё длилось
— Подозреваю, с Ольгиной лёгкой руки ты скоро обзаведёшься обширнейшей клиентурой, — прервал он затянувшееся молчание. — Готова к такому?
Полина растеряно осмотрела разноцветную армию своих кулинарных творений.
— Даже не знаю…
— Знать не нужно. Что чувствуешь?
Она бросила на него странный, почти опасливый взгляд, будто они не о кексах сейчас говорили:
— Чувствую… чувствую, что хотела бы… в смысле, была бы не против… ну… не против попробовать.
Нежные щёки окрасил румянец.
Кажется, крыша у него отъехала напрочь. Потому что и ему стало казаться, будто отвечала она не на вопрос о выпечке кексов.
Полина бросила на него последний взгляд из-под ресниц, подхватила со стола миску с остатками белой глазури, пробормотав:
— В холодильник надо поставить.
Он следил за ней, не отрываясь. Взгляд блуждал по очертаниям гибкой фигуры, пробуждая в памяти жаркие воспоминания.
Она ни на что ему не намекала.
Показалось.
Просто от этого хренова целибата крышу рвёт не по-детски, вот и мерещится всякое…
Она заметалась по кухне, деликатно покашливая, будто и сказать ничего не могла, и совсем молчать не получалось.
— Ещё чаю? — бросила через плечо, кинувшись к раковине перемывать свои венчики и лопаточки.
— Нет, спасибо, — он медленно встал из-за стола, возможно, впервые в жизни испытывая такую жгучую нерешительность.
Глеб никогда не жаловался на умение считывать невербальные сигналы. Язык тела давался ему в целом легко, а годы в бизнес-среде лишь заострили и прокачали эти необходимые навыки.
Ложь, сомнения, страх, радость, гнев и желание — десятки эмоций, сотни нюансов и их едва заметных оттенков относительно быстро складывались для него в читаемую картину.
Но что делать сейчас с отвернувшейся от него к мойке супругой… он не знал. Эмоции смешанные, нюансы едва уловимые, оттенки едва ли читаемы. Она разволновалась? Занервничала? Испугалась?
Они расстались не лучшим образом, и это если очень мягко сказать.
Он злился, злилась она. Они по-прежнему друг другу были скорее врагами, чем кем бы то ни было.
Но он вернулся, и она его со своей кухни не погнала.
При других обстоятельствах он бы даже набрался смелости посчитать, что она рада была обнаружить его на пороге…
Но не больше, верно ведь?
С чего бы ему вдруг рассчитывать на нечто большее?
Только вот её взгляд… странный взгляд, нерешительный. Сегодня она смотрела на него немножко по-новому. Необъяснимое ощущение, но не отпускавшее.
И он, быть может, стоял бы и стоял, как идиот, прокручивая в голове все возможные варианты. Но Полина вдруг обернулась, не выключая воды, и попросила:
— Если допил свой чай, давай сюда кружку. Я вымою.
Он поймал её взгляд. И, кажется, прочёл в чём всё, что искал.
Не глядя, подхватил со столешницы кружку и направился к мойке.
Глава 47
Она перехватила у него кружку и сунула её в мойку, пробормотав «спасибо». Глеб стоял совсем рядом, и от его дыхания забавные кучеряшки у самого основания её шеи дрожали, будто пугались подобной близости.
Он же, пожалуй, боялся лишь одного — что неверно расшифровал её сигналы.
Полина возилась с посудой, отчаянно делая вид, что его не замечает. Но не бросала на него вопросительных взглядов и не отстранялась.
Поэтому он не видел смысла раздумывать. Коснулся пальцами её шеи и провёл дорожку по позвоночнику вниз, заставляя себя не набрасываться на неё, как в край оголодавший.
Она ощутимо вздрогнула и выронила на дно мойки вымытую кружку. Тут же её подхватила, повертела в руках, изо всех сил делая вид, что ничего эдакого не происходит.
— Чуть не разбила, — пробормотала едва слышно.
Он бы фуру таких кружек сейчас перевернул, только бы она переключилась на кое-что, куда отчаяннее требовавшее её внимания.
Поэтому второй рукой он выхватил мокрую кружку у неё из рук и опустил донышком вверх прямо на стол.
— Эй, — слабо запротестовала она, бросая на него несмелые взгляды, — там же сейчас… сейчас вода набежит.
Он перехватил её руки и развернул к себе:
— Не страшно.
Она нерешительно опустила ладони ему на рубашку, и ткань тут же пропиталась тёплой влагой от её мокрых рук. Тело от этих необычных ощущений прошили миллионы невидимых молний.
— Рубашку… испортила, — она уткнулась взглядом ему в грудь, божественная в своей неуклюжести. Растерянная, вся розовая от смущения.
— Полина, — шепнул он, надеясь, что ожидание его не сломает, — посмотри на меня.
Ей удалось это не сразу, но, поколебавшись, она всё-таки подняла на него взгляд. Бездонные бирюзовые омуты. Он начинал в них тонуть.
— Я ведь это себе не придумал.
Он задал вопрос без вопросительных интонаций. И спустя мгновение, растянувшееся в бесконечность, она едва заметно качнула головой.