Измена. Не могу простить
Шрифт:
Я не смотрела на друзей. Не видела их лиц. Только Андрей. Его глаза. Скулы, губы. Брови, хмуро сведённые на переносице. Он тоже не оглядывался — глядел на меня в упор, и хотелось спрятаться куда-нибудь от его взгляда, заползти хоть под лавку, сжаться в позе эмбриона, закрыть голову руками.
— Пойдём отсюда, Маш, — шагнул он ко мне, вырвал сигарету из ослабевших пальцев.
— Эй, вы куда? — кажется, Валерка удивился. — Мы ещё не закончили!
— Бежим, — шепнула одними губами, схватила Андрея за руку и потянула за
Ноги несли меня отсюда подальше. За спиной словно выросли крылья. Андрей вначале упёрся — я чувствовала его сопротивление. Но если я хотела, то могла бы, наверное, стену проломить.
Ещё никогда в жизни я не была столь настойчивой и целеустремлённой. И он дрогнул — бежал за мной вслед, ведомый моей рукой, что, казалось, намертво приклеилась к его ладони.
Что-то кричали нам вслед. Наверное, ржали и улюлюкали. Мне было всё равно. Я мчалась, как ветер. До тех пор, пока лёгкие не начали разрываться от нехватки кислорода.
Глава 7
— Хватит! — остановил он меня. Дышал шумно, но не так сильно, как я, что хватала ртом воздух. — А теперь объяснись! — приказал. И лицо его, суровое, жёсткое, не сулило ничего хорошего.
— Нечего объяснять, — прохрипела я, как только отдышалась.
— Наверное, есть, Маша. Что ты делала в этой компании?
Боль скрутилась ядовитой змеёй где-то в солнечном сплетении. И дело было вовсе не в том, что я мчалась, как сумасшедшая.
— А ты как думаешь? — задрала я нос и посмотрела с вызовом ему в глаза.
Старший Сотников пошёл в мать — светловолосый, брови тёмные, глаза — как небо в ясный день. Но сейчас он больше похож на тучу — грозную, готовую разразиться молниями и громом.
Сердце норовило выскочить из груди. И дело снова не в том, что я до сих пор не могла отойти от быстрого бега. Сейчас он скажет, что я испорченная. Оторва. И не могу быть подругой Ане. Но хуже всего то, что он подумает обо мне.
— Тебе тринадцать, Маш, — зашевелились его божественные губы, на которые я не раз и не два заглядывалась, тайно глотая слюну. — Девочки в твоём возрасте давно спят в своих кроватках.
— Вот только не надо морали мне читать, ладно, Сотников? — огрызнулась зло. И вовсе не потому, что вёл он себя, как взрослый дяденька. Ему семнадцать. Он в этом году школу оканчивает. Это от испуга. Оттого, что он увидел меня такой. — Не у всех они есть, кроватки принцесс. И не все, к сожалению, принцессы.
Он посмотрел на меня мягче и чуть пристальнее. Разгладилась морщинка у него между бровей.
— Что, так плохо, Маш?
Я отвела глаза, развернулась и доковыляла до лавочки. Мы где-то в парке. Безлюдном и немного страшном. Глухая аллея. Ни души. Только фонари светят тускло.
Рухнула буквально. Ноги вытянула. Задрала голову и посмотрела в тёмное небо. Деревья шумели тревожно, шелестели листвой, поскрипывали сучьями.
Андрей сел рядом.
— Я… всё
Он обратил внимание? Правда?.. Я думала, он меня и не замечает. А вот поди ж ты…
Пока я удивлялась и думала, что ему ответить, Сотников сделал то, чего я никак не ожидала: он полез рукой в карман моей ветровки.
— Что ты делаешь? — пискнула я, а он тем временем разжал мои пальцы и забрал пачку сигарет. Выкинул её с отвращением в урну. Туда же отправилась и зажигалка.
— Больше ты не куришь, Маш. Больше ты себя не гробишь. Слышишь?
Глаза у меня, наверное, были, как у совы.
— Дай слово!
Он буквально давил меня. Напористый. Жёсткий. Не похожий на себя.
Все знали: Андрей очень мягкий и терпеливый. Почти флегматик. Внешне. Лишь немногим удавалось увидеть его в гневе. Редкое явление, но уж коль случалось, то желательно спрятаться подальше и не отсвечивать.
— А с чего ты взял, что если я слово дам, то сдержу его? — снова посмотрела в его глаза с вызовом.
— Ты сдержишь. Потому что сильная. Жду, Маш.
Я вздохнула. Я не хотела давать никаких слов ему.
Никакая я не сильная. Слабачка. Говно в проруби, что болтается туда-сюда. Не тонет, но и ничего не значит, потому что дерьмо оно и есть дерьмо. Как ворону ни мой, белой она не станет.
Это была минутка слабости, когда я позволяла ненависти к себе самой выплеснуться с особой силой. В такие мгновения я забывала о всех своих мечтах, о желании однажды вырваться на волю и больше никогда не появляться в доме, где приходилось жить с вечно бухими «родителями».
— Зачем тебе это, Сотников? Шёл мимо, ну, и иди давай.
— А зачем же тогда ты спасала меня? — поинтересовался Андрей холодно. — шла ж мимо, в компании, присоединилась бы к ним, хохотала, издевалась, выворачивала бы карманы. Или что вы там делали?
— Нет. Мы никого не грабили, — он наезжал так напористо, что я растерялась. Вся борзость куда-то спряталась, а я почувствовала себя виноватой-виноватой.
Хотя что там. До появления Андрея ничто не мешало мне гоготать над дурацкими шуточками и издевательствами Валерки вместе со всеми. Так что да. Вина моя в том, что мы делали, есть.
— А суть от этого меняется, Маш? Ты ж почему-то полезла спасать меня? Может, я бы и без тебя разобрался? Но ты не стала в стороне стоять. Почему?
— Потому что я тебя знаю. Ты брат моей подруги, — пробормотала убито.
— Ну, вот и мне не всё равно, что с тобой будет, потому что я брат твоей подруги.
— Боишься, что я Аньку научу курить? — снова отчаяние заставляло огрызаться. Он загнал меня в угол, как крысу. И там нет спасительной норы, где можно было бы скрыться и улизнуть.