Измена. Попаданка с прицепом
Шрифт:
– Для бедных детей. В другом королевстве. И им всем нравилось. И Колину понравится! Позволь мне…
Лаванда рассмеялась, даже не дослушав. Она перехватила мою ладонь и крепко сжала в своей руке.
– Не переживай, Ребекка, не прогоню я тебя. А хочешь, помогать тебе с праздником буду? А то ты беременна, тебе нельзя переутомляться.
– Я не против и с удовольствием приму помощь, – смутилась я.
Лаванда не сразу отпустила мою руку, глядя на меня светящимися от радости глазами. И вдруг сказала негромко:
– Как жаль, что с нами сейчас нет моей Кэтлин. Она обожает детей
Лаванда ушла, и я легла спать, окрыленная. А утром, когда проснулась, то обнаружила на кухонном столе записку от Лаванды: «Уехала на рынок, буду к обеду». Я села завтракать, но не успела поднести ложку ко рту, как меня прервал стук в дверь.
– Откройте, именем короля! – раздался громовой мужской голос в холле. – Здесь проживает Ребекка Хоуп? Она обвиняется в воровстве и мошенничестве…
Я и опомниться не успела, как в обеденном зале возникла королевская стража со сверкающими клинками наперевес. Лаванды не было рядом. Но даже будь она дома, все равно не смогла бы защитить меня. А стража скрутила меня и потащила прочь из особняка.
***
Я очень сильно боялась и дрожала, когда меня втолкнули в подземелье королевской тюрьмы. Если быть честной, то меня не швырнули в общую камеру, не били, не причиняли вред. А посадили в это небольшое, но гнетущее подземелье будто временно, до выяснения обстоятельств. Но внутри все сжималось, стоило посмотреть на толстые железные решетки. Я без сил опустилась на деревянную лавку и закрыла лицо руками. Я была в отчаянии. Мои мытарства продолжались, и как прервать эту цепь злоключений, я не знала.
– Прости меня, малыш, что не смогла защитить тебя как следует, – всхлипнула я и положила ладонь на живот.
Малыш будто услышал меня и толкнулся.
– Ребекка? – раздался мужской голос со стороны решетки.
Я вздрогнула. Открыла глаза и увидела по другую сторону Хейла. В меня будто кипятком плеснули! Я сразу вскочила на ноги и бросилась на решетку, шипя:
– Это ты засадил меня сюда, Хейл? По ложному обвинению! Ты же знаешь, что я не воровка! Я ничего у тебя не крала.
– А ты докажи, мерзавка! – так же зло ответил Хейл, сверкая глазами. – Думала, сыграешь на доброте и благородстве моей жены? Разбежалась. Я предупреждал тебя, со мной лучше не спорить! Не стоило отказывать мне в близости, куколка…
Хейл усмехнулся и прильнул к решетке с другой стороны. На его лице было написано плотоядное выражение. Меня слегка затошнило, когда он потянулся ко мне и коснулся через решетку моей руки.
– Я сказал, что ты украла у меня дорогой перстень, – усмехнулся Хейл и многозначительно покачал головой, облизывая с намеком свои полные губы. – Но может, я его сам потерял? Ты же понимаешь, одно твое слово, куколка, и перстень может найтись…
– Я никогда не буду твоей по доброй воле, Хейл! – выпалила я, отшатнувшись от решетки.
Я всхлипнула, снова схватившись за живот. Его пронзило острой болью. Нервотрепка последних дней не прошла даром для меня и моего малыша.
– Убирайся!
– Ну ты и дура! – заорал, уже не сдерживая свою гадкую натуру, Хейл, не пытаясь притворяться
Все равно в этом подземелье никого не было. Стража стояла дальше по коридору, сейчас стражников не было видно.
– И оставайся гнить в тюрьме до королевского указа. Потом тебя швырнут в мерзкую общую камеру с крысами, когда я подтвержу свои обвинения. И никто, никто больше тебя не спасет! Никто даже не узнает, что ты в тюрьме! Ты соврала нам с женой про организацию праздников, лгунья, воровка, няня Колина подтвердит мои обвинения. Тебе не отмыться больше, ты пожалеешь о своем отказе мне!
С этими словами Хейл резко развернулся и пошел по направлению к выходу из подземелий. Я не выдержала и зарыдала, опустившись на холодный каменный пол. Оперлась спиной о решетку, закрыла глаза. По лицу текли слезы без остановки. Я понимала, Хейл прав. Кто я? Беглая жена. Скрывающаяся от мужа. Я бесправна в этом мире, в котором правят мужчины. Обвинение Хейла, уважаемого аристократа, имело вес намного больший, чем слово мошенницы. Ведь он прав, няня Колина и любые слуги подтвердят, что я мошенница, что я не та, за кого себя выдаю. Все кончено. Андреас не знает, где я и не спасет меня. А если бы знал… Стал ли бы он меня спасать? Вряд ли. Горькая усмешка изогнула мои губы, и я без сил уткнулась лицом в колени, пытаясь переждать очередной приступ боли в животе, накрывший меня так не вовремя.
– Потерпи, малыш, – приговаривала я, поглаживая живот. – Мама справится с этим. Обязательно справится. Я вытащу нас отсюда. Обещаю, малыш. Я не брошу тебя в этом подземелье, даже если ты еще не родился. Я найду способ сбежать отсюда. Я смогу!
Глава 7
Я прикрыла глаза, представляя, какой будет общая камера. Место, набитое убийцами и ворьем, всяким отребьем, как бочка с селедкой. Грязное, холодное, кишащее крысами… Никто не будет смотреть на мое положение! Уже не посмотрели. А в холоде, голоде и грязи, среди болезней и прочего я просто потеряю ребенка.
Я перебралась на грубо сколоченную деревянную лавку. Вообще-то, мне было плевать на холод и сырость – голова другим забита. Но ребенок… нельзя сидеть на холодном. Я усмехнулась горько. Кому будет до этого дело, если меня оставят здесь? А если я и смогу выносить малыша, его, наверно, отберут? И куда? Здесь и детдомов-то нет! Так, редкие приюты для сирот, об условиях в которых и думать не хотелось. Да я никогда больше не увижу своего ребенка, не сумею найти его! Здесь же даже никакой документации, баз данных нормальных нет, в этом чертовом дремучем Средневековье!
Я поежилась и задрожала всем телом. Одна, в темноте. Конечно, никто не оставил мне свечи. А слабый свет, бьющий из коридора, исчез, как только ушел Хейл. Никто не станет переводить свечи на заключенных, забытых в каменных мешках? Я закрыла лицо ладонями, горько заплакав. Живот продолжал ныть, и от этого было еще страшнее.
Вдруг раздались тяжелые шаги, зазвенели ключи. Я вскинула взгляд на стражника, держащего в руке свечу.
– На выход! Пришли за тобой, – он недобро сощурился, и судя по его взгляду, не отпускать бы меня, а прямиком здесь и повесить, чтобы поменьше в мире Кэрнитена ворья было.