Измена. Право на любовь
Шрифт:
— Ты сожалеешь?
— Да, — не отводит взгляда, — но еще больше сожалею, что тогда не отпустил твою маму. Она следит за мной. Годами. Проверяет счета, звонки, письма, сообщения на телефоне. Я ее сделал параноиком, но я струсил предложить ей разойтись после нескольких лет, а сейчас уже поздно и… я делаю вид, что не знаю о ее слежке. Игра у нас такая теперь. Она доходит до предела, звонит тому, о ком я якобы не знаю. Она получает подтверждение, что нет никаких баб, и успокаивается. На некоторое время.
— Точно нет баб? — с сомнением спрашиваю я.
— Нет, — отец устало смеется. — У меня сейчас другое развлечение, как удивить жену, которая следит за твоим каждым шагом. Это, я скажу, сложно. Сегодня ей привезли саженцы черной турецкой розы, которые мне пришлось заказывать через закрытый клуб маньяков-цветочников, но об этом она узнает только через год.
— Романтично, — тихо отзываюсь я.
— И я жду цветения этих роз с большим нетерпением, — переводит взгляд на люстру. — А я ведь не люблю цветы, но их любит моя жена.
Откидываюсь на мягкую спинку кресла и закрываю глаза. Делаю медленный вдох и выдох и говорю:
— Мы с Витой разводимся.
— Почему?
— Я думаю, что ты в силах сделать вывод из сегодняшнего разговора.
— Сдал крепость?
— Разрушил и…
— И?
— И не нашел сил попросить о прощении, потому что решил, что я выше этого.
— Видимо, тот маленький мальчик за дверью не поверил отцу и в его раскаяние? — папа печально смотрит на меня.
— Нет, не поверил.
— Тебе бы было легче, если бы мы были в разводе?
— Я думаю, что тогда бы не случилось этого разговора, — открываю глаза и слабо улыбаюсь, — Ты решил отремонтировать крепость, и это, наверное, ценно. Да, трещины остались, но через год вокруг крепости расцветут черные розы.
— Да они, сволочи, еще капризные же, — папа возмущенно цыкает. — Буду тайком подливать специальную подкормку именно для этих роз, чтобы они не сдохли.
— Ты уж постарайся, чтобы не сдохли.
— Боюсь, что тогда ко мне заявятся маньяки-цветочники и закопают живьем в лесу.
— Тогда надо очень постараться, — киваю я.
— Тогда я беру тебя в сообщники, — безапелляционно заявляет папа.
— Что? — в изумлении охаю я.
— План такой, ты отвлекаешь маму, пока я прокрадываюсь в сад и подсыпаю в корни волшебной подкормки, — достает из кармана пиджака небольшую бутыль из темного стекла.
— Как мне ее отвлечь?
— Не знаю, — беспечно пожимает плечами и прячет бутыль в карман, — это же твоя часть работы.
А мне нравится эта игра. Меня охватывает детское озорство, о котором я уже забыл.
— Ладно, — решительно встаю. — Я готов.
— Отлично, — отец откладывает книгу на низенький столик с резными ножками.
Выхожу из библиотеки, спускаюсь на первый этаж и решительно выхожу в сад, в котором мама возится с саженцами.
— Ма.
— Да, милый, — задумчиво рассматривает корешки, сидя перед лункой на корточках.
— Ма, надо поговорить.
— О чем? — оглядывается.
А вот причину для разговора я не придумал. Мама хмурится, откладывает саженец и встает. Снимает перчатки и вздыхает:
— С отцом поссорился?
— Нет… Идем поговорим…
Вижу по глазам, что мама пугается. Поднимается на крыльцо, и я ее приобнимаю за плечи:
— Чай попьем?
— О, господи, точно поссорились.
Веду ее через холл в гостиную:
— Просто хочу чая.
Незаметно и мельком оглядываюсь. Папа на цыпочках бежит к выходу и поднимает большой палец вверх.
— Вы оба очень сложные, Артур, — недовольно бурчит мама. — Я думала, что хотя бы когда ты станешь взрослым, будет полегче…
И я ее обнимаю. Крепко и ласково:
— Мам.
— Я сейчас получу сердечный приступ.
— Мам… — повторяю я. — Не думал, что я скажу это, но…
— Не тяни кота за хвост…
— Он тебя любит, и баб у него никаких нет.
— Но могут появиться, — обиженно бубнит в грудь.
Мама для меня всегда была мамой, а сейчас я понимаю, что она женщина, которую сильно обидел любимый человек, и с этой обидой она живет долгие годы.
— Могут, мам, но… папа сделал выбор.
— И ты ему веришь? — отстраняется и заглядывает в глаза.
Тогда она сказала отцу, что простила, но не поверила в его слова. Как и я. И отец знал, что ему не верят, и на протяжении многих лет доказывал себе и жене, что больше не оступится, потому что сделал выбор.
— Верю, мам… И только сегодня у меня с отцом случился откровенный разговор. Сколько лет…
— Главное, что он случился, — слабо улыбается и шепчет. — А что насчет тебя?
— Ма…
— Ясно, — недовольно цыкает, — тоже ждем лет двадцать-тридцать?
Меня спасает от неудобных вопросов вибрация телефона. На экране высвечивается сообщение: “Мы его нашли”, и мама с подозрением косит на смартфон взгляд.
— Мам, — прячу его в карман. — Перестань.
— Ты сделал для себя вывод? — поднимает взор.
— В общих чертах…
— Артур.
Я чувствую себя маленьким мальчиком, и сейчас я скажу простую истину, как сказал бы это ребенок.
— Изменять женам — плохо.
И нет в моих словах сарказма или лжи. Я пришел к осознанию, что некоторые ошибки могут стоить семьи, только сейчас, и мне больно. Больно оттого, что я такой тупой баран.
— Я тебе верю, — мама сжимает ладони. — И…возможно, — в уголках глаз вспыхивает хрусталем слезинки, — готова и отцу твоему поверить.