Измена. Проиграть любовь

Арунд Ольга

Не смущённый откровенно издевательским взглядом Глебова, Хоффман садится рядом.

– Единственный свободный в аудитории, – в никуда замечает Глебов, задумчиво изучая четыре пустых стола.

– Свет от окна ярче, – отвечает Хоффман… ну как бы мне.

– Значит так, студенты! – громкий неожиданный хлопок привлекает внимание всех до единого. – Вы – уникальны, но не имеете к этому никакого отношения.

Такого вступления не ожидал никто и все пятнадцать человек переглядываются, а я ловлю настороженный

взгляд Малики. Мне уже страшно от собственной уникальности.

– Потому что вы – единственная группа, которая не будет сдавать мне зачёт. Хотя как группа… – он ещё раз оглядывает нас всех, – четырнадцать человек, потому что вы, Орлов, так и не получили допуска к зачёту.

– Я принёс работу, – Миша поднимает вверх тетрадь.

– Сегодня я ничего смотреть не буду, Орлов, так что вы наказали себя сами. Остальные – зачётки мне на стол и посидите тихо пятнадцать минут.

От поднявшегося гула и шелеста доставаемых книжек Глебов кривится, но не мешает студентам складывать раскрытые зачётные книжки на край стола.

– Виарова, – Малика не успевает сесть, как Глебов возвращает ей подписанную зачётку и берётся за следующую.

– У тебя свободный день, – более чем прозрачный намёк.

– Допустим.

– Приглашаю тебя на обед. Без обязательств, – сразу же добавляет Хоффман, когда у меня меняется выражение лица.

– Обед?

– Ну, Кир! – улыбается он, полностью разворачиваясь ко мне. – После нашей последней встречи ты должна дать мне шанс.

– Как раз после неё у тебя не должно быть на него даже намёка!

– Хоффман!

– Пожалуйста, Кир.

И в этот раз передо мной снова настоящий Хоффман.

– Хоффман, вам зачётка нужна? – ему приходится прервать разговор.

В общем-то, я ничего не потеряю, если в этот раз пойду на поводу интуиции и соглашусь. Хотя, с поцелуем были примерно те же мысли.

– Ну так что? – Хоффман нависает надо мной, опираясь ладонями о стол.

Не знаю. Можно ли считать предосудительным обед в людном месте? Спорный вопрос, если тот, с кем я собираюсь обедать, предложил мне выйти за него замуж. Притом, что сама я приблизилась к разводу на один-единственный мизерный шажок.

– Я…

– Хоффман, вам ещё где-то расписаться? – голос Глебова сочится ядом.

То ли его раздражает сам факт проставления незаслуженных зачётов, то ли Хоффман всё-таки исчерпал его лимит терпения. Хоффману приходится развернуться и с большой неохотой выйти за дверь. Проходит десять минут и на краю стола остаётся только моя зачётка, а в кабинете, помимо меня, лишь Миша Орлов.

– Орлов, вы всё ещё здесь?

– Илья Глебович, когда я смогу получить допуск к зачёту? – Миша подходит к преподавательскому столу.

– Держите, – Глебов протягивает ему визитку, – там указана моя почта. Сбросьте своё решения и приходите… –

он открывает плотно исписанный ежедневник, – в следующую среду у меня будут пары в этом корпусе с восьми утра до восьми вечера. Найдёте по расписанию.

– Спасибо! Всего доброго!

– До свидания, – осчастливленный Миша оставляет нас одних.

– Самсонова, – Глебов предлагает мне занять стол перед ним, – признавайтесь честно, интегралы вам решил Хоффман?

Меня не смущает прямой взгляд, но врать всё равно не хочется, и я обхожусь полуправдой.

– Я воспользовалась услугами репетитора.

– Могли просто попросить, – и пока я осознаю предложение, Глебов добавляет: – я бы сообщил вам, когда провожу консультации у выпускников. Чтобы вы смогли прийти и уточнить то, что не можете понять.

– Я не знала, что так можно, – признаюсь, забирая протянутую тетрадь. – Никто не говорил, что вы…

– Потому что тех, кто просил о помощи, меньше всего интересовала высшая математика, – Глебов нехорошо усмехается и отдаёт мне зачётку. – Можете идти.

– До свидания.

– Всего хорошего, Самсонова, – и я иду.

А за дверью, прислонившись к стене, меня ждёт Хоффман.

– Поставил?

– Да, – он ждёт пока я уберу зачетку, и мы вместе спускаемся на первый этаж. – А тебе на работу не надо? – не выдерживаю я, когда Хоффман придерживает передо мной дверь.

Улица оглушает гомоном веселящихся в аллее детей и ослепляет яркими оттенками распустившихся цветов. В этом году погода нас балует. Однако чтобы дойти до парковки, нужно пересечь всю площадь с массивным памятником посередине.

– Моя работа всегда со мной, – хмыкает он.

– Тонкий намёк на то, что ты не отстанешь? – очки-авиаторы скрывают выражение моих глаз.

– Кира, – почему-то с укором и Хоффман останавливает меня за руку.

Мы стоим друг напротив друга и, в отличие от меня, он не прячется за солнцезащитными очками. Нас огибают спешащие студенты, объезжают скейтбордисты, роллеры и велосипедисты, да даже пара молодых мам с колясками. А мы продолжаем молча изучать друг друга.

– Я – не папенькин сынок, получающий всё по щелчку пальцев.

– Я поняла, Хоффман.

– И ты – не игрушка, не блажь и не стремление доказать собственную состоятельность!

– И об этом я тоже уже догадалась.

– Тогда почему ты не даёшь нам даже малейшей возможности?

– Нам?! – Хоффман аккуратно стягивает с меня очки, и я морщусь от слепящего глаза солнца.

– Нам, Кира, и ты прекрасно понимаешь, о чём я.

– Хоффман, я замужем!

– Ты разводишься, а это уже не замужем.

– Даже если так, – я забираю очки из его рук, – ещё вчера ты обжимался с какой-то студенткой на моих глазах. Так о чём мы вообще говорим, Хоффман?