Измена. Проиграть любовь
Шрифт:
– Привет.
Хоффман предсказуемо садится рядом и сидящая с другой стороны от меня девушка, кажется, из кадровиков, перегибается через мою спину.
– Привет, Гриш! У меня сегодня день рождения, – она светится ярче стоваттной лампочки. – После пар мы идём в «Орион» отмечать, присоединишься?
– Пока не знаю, Рит, давай потом.
С каких пор Хоффман ходит по дням рождениям даже не своих одногруппников? И у него такая хорошая память или эту Риту он знает?
– Давай, – тёмненькая Рита сверкает улыбкой и касается внушительной
Преподносит свою самую выдающуюся часть в выгодном свете? Хотя, убедиться в том, что там есть что преподносить удаётся очень скоро – даже просто сидя рядом, мне отчётливо видно край кружевного белья в более, чем открытом декольте. Надо будет в перерыв поменяться с Хоффманом местами. Сделаю неизвестной Рите подарок ко дню рождения.
– Так, начали! – Глебов встал из-за кафедры и написал на доске тему.
Вообще, здесь стоит проектор и многие преподаватели пользуются именно им, переводя план лекций в презентации, но Глебов предпочитает старые методы. Хотя лично для меня вряд ли есть разница – от объяснений Хоффмана остались жалкие обрывки и даже будь передо мной презентация, голова не стала бы гудеть меньше.
«Прости меня, пантерёнок! Я не стану сопротивляться и выполню любое твоё желание, даже если им станет развод».
Кажется, пора покупать телефон, который не высвечивает текст сообщения на экране, потому что Хоффман явно различает первые три слова и сжимает челюсти. Интересно, каково это, чувствовать себя вторым? Хотя вру, не интересно. Он может предлагать мне брак сколько угодно, ведь, помимо объективных причин, нельзя отменить того факта, что я всё ещё замужем. И, кажется, одно осознание того, что меня нельзя схватить в охапку и затащить в ЗАГс дико его раздражает.
«Спасибо!»
Вот и всё. Я окончательно закрыла за собой эту дверь и лёгкая улыбка касается моих губ. Кирилл не станет врать, а, значит, нас разведут и, надеюсь, что в рекордные сроки.
Завтра нет первой пары и я успею заехать с утра к Ивану Аркадьевичу – пора выходить из тени Кирилла. В частности, из зависимости от его денег и я уверена, что заведующий Краеведческого музея сможет мне в этом помочь. За этими мыслями я пропускаю половину пары, очнувшись только тогда, когда слышу звонок на перерыв.
Рита намерена выйти и мне приходится вставать, пропуская её и сдерживаясь от ухмылки, когда её грудь касается груди Хоффмана в случайном прикосновении.
– Гриша, ну так что? – меня никто не задерживает и я сажусь обратно, ни капли не сочувствуя «Грише». – Ты придёшь?
– Пока не знаю, – и, глядя на меня поверх Риты, Хоффман приобнимает её одной рукой, – но в любом случае поздравляю тебя с днём рождения! – и объятие становится крепче необходимого, а сам он шепчет что-то на ухо имениннице, отчего Рита смеётся и розовеет от удовольствия.
Он серьёзно собирается вызвать меня на ревность? Хотя, возможно, я готова признать, что не вижу в их обжиманиях ничего приятного. И решаю сделать гадость.
– Гриша, – я поднимаюсь, а Хоффман дёргается, услышав своё имя, – я должна кое-что тебе отдать, – я не спеша достаю из сумки ключи и выхожу из-за стола. – Ты забыл вчера и я уверена, что это гораздо больше пригодится кому-нибудь другому.
Рита забыта в мгновение, а Хоффман на долю секунды становится собой. Рита переводит взгляд с, держащей на ладони ключи, меня на хмурого Гришу, а в тёмной голове происходит напряжённая работа мысли.
– Кира, – отзывается он и вместо одних ключей, сжимает в ладони всю мою руку.
– Хорошего вечера, Хоффман, – ладонь выскальзывает из его пальцев и, спускаясь по ступеням, я слышу недовольные вопросы Риты, на которые он неизменно отвечает отрицанием.
Но радуюсь я недолго, потому что на пути к лестнице меня догоняет Меркулова.
– Кир! Кира! – не останавливаюсь из принципа. – Кир, подожди.
– Чего тебе? – приходится притормозить потому что эта полоумная орёт моё имя на весь корпус.
– Кир, нам надо поговорить! – Меркулова, наконец, меня догоняет.
– Я прекрасно проживу и без этого, – скривившись, я продолжаю идти и в этот раз она отстаёт.
Оставшиеся полторы пары я высиживаю, искренне пытаясь вникнуть в объяснения преподавателя. По обе стороны от меня молчат Рита и Хоффман, а, после звонка, он и вовсе исчезает первым. Странная реакция, но меня это должно лишь радовать – не будет разговоров о вчерашнем и очередных предложений. Хотя, кажется, за эти дни, Хоффман озвучил все возможные.
Попрощавшись с Глебовым, я спускаюсь по лестнице, когда слышу поднадоевшее уже:
– Кира! – не думала, что у неё хватит смелости после первой попытки.
Хотя, возможно, просто не хватает ума… Я останавливаюсь в пролёте между лестницами и жду, пока Меркулова проберётся через плотный поток спешащих домой студентов. Пожалуй, стоит разобраться раз и навсегда и я обману, если скажу, что не ждала этого разговора.
– Ну?
В общем-то её даже можно назвать красивой – светлые брюки, топ на тонких бретелях, длинные русые волосы и симпатичная мордашка. Никаких тебе ультра-коротких юбок и проститутских каблуков, вот только макияжа чересчур. Хотя я могу и придираться, ведь сама регулярно пользуюсь только тушью и карандашом для бровей.
– Ну, в общем… Я хотела сказать… Понимаешь…
– Меркулова, – я держусь, хотя с губ просится совсем другое название, – какого тебе ещё от меня надо?
– Кир, – от моей насмешки она вздрагивает и поднимает глаза, – я, наверное… В общем, прости меня.
– Прощаю, – и это единственное цензурное слово, которое приходит мне в голову.
Господи, ну что в головах у любовниц, просящих прощения у жён? Ёжики перекатываются, стимулируя нервные окончания? Это какой надо быть идиоткой, чтобы после всей этой грязи иметь желание подойти и извиниться?