Измена. Ты меня никогда не любил
Шрифт:
Заботливый Никитка. Хороший парень. Уютный. Добродушный и улыбчивый. Почему мое сердце не трепыхается при виде него? Бабочки слепнут, а в голове проясняется.
Он протягивает мне аккумулятор, и я забираю его. Черт, ну не захлопывать же перед ним дверь?
— Спасибо. А где Женя? Ты оставил ее одну? — широко распахиваю глаза.
— Что ты! Она в деревне у тетки, попросилась погостить.
— Понятно. На чай зайдешь?
— С удовольствием.
Никита проходит и осматривается. Я ставлю чайник на газовую плиту,
— Часто так свет выключают? — спрашиваю его.
— Нет, но случается, дом старый, — с готовностью отвечает он и присаживается на стул. — У тебя очень уютно.
Кивает на свечи.
— А, да. У меня фонарика нет, — улыбаюсь.
— Так даже лучше, — говорит каким-то грудным, непривычно низким голосом.
Молчим. Я отворачиваюсь к столу, делая вид, что чем-то занята. Слышу, как Никита поднимается и встает позади меня. Не надо, пожалуйста…
— Деля… — шепот.
В дверь стучат, и я срываюсь, делая вид, что ничего не поняла. Человек, кто бы ты ни был — спасибо!
Открываю дверь и приваливаюсь к косяку. Так. Ну, судьба, давай выкладывай, что там у тебя еще за пазухой?
— А чего так темно? Пробки выбило? — вместо приветствия спрашивает Рома и проходит внутрь. — Показывай где. Я посмотрю.
— Не в пробках дело. Весь дом отрубило, — из кухни выходит Никита и, опираясь о стену, рассматривает Рому.
Ну почему именно сейчас? И как теперь все это объяснить?
Глава 15. Драка
Рома
У меня дергается глаз. Основательно так дергается.
— А он что тут делает? — киваю на Аделиного босса.
Бывшая жена трет переносицу и протяжно стонет. Э, нет, детка, эти звуки предназначены только для моих ушей.
Никитос с наглой мордой, сложив руки на груди, смотрит на меня, стоя в дверях кухни. Фейс у него такой радостный, что подрихтовать хочется. Это я могу, ты, родная, только маякни.
Прохожу дальше по коридору, разуваюсь и кидаю куртку на тумбу. Аделия ахает. Ну простите, да-да, знаю, меня никто не приглашал, но вот такой я. Этот чмошник наверняка Аделию сначала отвальсировал, прежде чем зайти в ее дом.
Отвальсировал… какое нехорошее слово, порождающее череду опасных фантазий. Вальсировать Делю буду только я, так что, Никитос, готовь ноги, я тебе их переломаю, чтобы потом чужих жен не вальсировал.
— Так и че он тут ошивается? — быкую и бычку эту вырубить не могу.
Подхожу к боссу Дели, тот отступает назад и проходит в кухню, а там… романтика, пиздец… свечи, запахи. Чай и торт. Это я удачно заглянул на огонек, че.
— Никита тут живет, — произносит тоненький голосок позади меня.
Резко оборачиваюсь к бывшей жене и окидываю ее взглядом. Ах ты ж зараза маленькая! Стоит, улыбку прячет, губехи свои большущие и аппетитные кусает.
— Какого?.. — хриплю.
У меня
— В доме этом живет, Ром. На пятом этаже, — поднимает руки, предлагая мне успокоиться.
— Это нихера не объясняет, почему он в твоей квартире.
— Во-первых, — заводится детка, — у меня сел телефон, и я попросила у Никиты аккумулятор, чтобы его зарядить. Он принес, я решила угостить гостя чаем. Во-вторых, с чего вдруг ты вообще решил, что имеешь право устраивать мне допрос?!
Складывает руки под грудью, а я сглатываю, зависая на аппетитной груди. Ну держись, сучка. Без лифчика, в футболке из тонкой ткани. Свечи еще эти гребаные создают такое преломление света, что виднеются очертания сосков. И как давно этот хрен тут и сколько успел разглядеть? Мое это все, никому пялиться не позволю.
Подхожу к Деле вплотную, и в нос сразу ударяет ее запах. Родной такой, самый-самый близкий. Рецепторы сходят с ума, вопят о большем, но куда там.
— А ну брысь отсюда! — говорю тихо.
— Ром, ты не в себе? Это мой дом! Сам проваливай! — ершится.
— У тебя соски просвечивают, — сцепляю зубы с такой силой, что, кажется, скрип слышно даже на улице. — Поэтому брысь отсюда! Надень что-нибудь сверху. Шубу там, я не знаю. Или одеяло.
Деля прикрывает рот ладонью и стыдливо заливается краской, но сбегает. Возвращаюсь на кухню и сажусь за стол, аккурат напротив Никитоса.
Придвигаю к себе чай и тарелку с тортом, ем. Никитос повторяет за мной каждое движение. Буравим друг друга глазами. Идиотизм, знаю. Но устраивать разборку в доме Дели не хочу. Ни к чему это.
— Никитос, тебе пора, друг, — киваю на дверь. — Вечер томный, и ты сейчас тут третий лишний.
Он крутит в руках ложку и смотрит внимательно на меня.
— Томным он был. Пока не появился ты и не испортил все.
Ах ты ж, сука! Драконишь меня, хитрая сволочь. Ведусь, как дебил. Встаю со своего места и прохожу мимо него.
— А ну пошли выйдем.
Тот разминает шею и с готовностью поднимается.
— Эй! — нервно вскрикивает Деля. — Вы куда?
— Дель, мне твой начальник тачку поможет откопать. Замело ее пипец как. Да, братка?! — тяжело кладу Никите ладонь на плечо и продавливаю пальцами над ключицей.
Кривится, но не жалуется.
— Конечно, Аделия, не переживай. Я помогу Роману и вернусь.
— Это вряд ли, — уже ему на ухо.
Выходим на улицу. Тут нихера не видно, света нет. Только общие очертания, и на этом все:
— Отвали от нее, — начинаю с ходу. — Моя она, понял? Была и есть.
— Твоя с тобой бы жила. А она свободная, — хмыкает.
— Не лезь, Никит, — злюсь. — Насрать мне на то, что там в паспорте. Аделия — моя жена и моя женщина. Тебе не светит ничего. Так что иди свети где-то в другом месте.