Измена. Ты меня никогда не любил
Шрифт:
— Где сумка?! Там есть все необходимое? А документы где? Бля, я не знаю, где твои документы! Аделия! Как ты, девочка? Больно?! Прошу, держись, маленькая.
Он носится по всему дому, а я спокойно вздыхаю и кричу:
— Если ты не успокоишься, я останусь рожать дома.
Волков проносится мимо меня:
— Я спокоен. Очень. Вообще не нервничаю. Ни разу.
Да-да.
Лицо белее мела, его трясет. Непонятно, кто вообще сейчас собирается рожать, я или он?
Он несется в город и постоянно спрашивает у меня одно и то же:
—
Я отвечаю «нет» — потому что как объяснить, что рожаю я с самого утра?
Но Рома все равно уталивает педаль газа. Мне не страшно рядом с ним, я знаю, что он водит уверенно. Я ловлю его взгляд в зеркале заднего вида, и он снова спрашивает:
— Это же не потому что мы занимались любовью, нет?
Я отвечаю: «Нет конечно, милый», потому как не решусь объяснить, что это напрямую помогло ускорению родового процесса, чего я и добивалась, собственно.
Мы приезжаем в клинику его семьи, где я наблюдалась всю беременность. Нас тут уже ждут, потому что Рома позвонил заранее. Меня осматривают и отправляют в родовую. Мы переглядываемся с Волковым, и он спрашивает:
— Мне идти с тобой?
Я отвечаю: «Нет-нет, и не думай, милый. Что ты, я справлюсь». А сама сжимаю зубы, потому что не хочу быть одна, хочу, чтобы Рома был рядом. Я не прошу и не настаиваю. Знаю, что откажется. Мужчины гораздо слабее женщин. Им ни к чему видеть все это. Потом могут возникнуть проблемы с сексом.
Но, черт возьми, как же не хочется быть одной в этот момент.
Рома остается в коридоре, и нас отрезает друг от друга закрытая дверь.
Мною командуют: куда лечь, что делать. Подключают датчики, вставляют катетер в вену, и я, обнимая живот, лежу, сцепив зубы, терплю.
Распахивается дверь, и входит Ромка, одетый в белый халат. Быстро и решительно проходит палату и садится на стул возле моей кровати. Обнимает меня за плечи и утыкается носом в шею. Шепчет:
— Мне нужно с тобой серьезно поговорить. — Его голос реально серьезный и тяжелый.
— Это не может подождать?
— Вообще нет. Никак, — качает головой. — Так вот: мне кажется, что ты мне врешь. Врала весь сегодняшний день, если быть точнее.
Медленно его лицо из абсолютно серьезного и непроницаемого превращается в беспокойное:
— Ну и как тебе доверять после этого, Аделия, а?
Я смеюсь сквозь слезы и стону от скручивающей боли. Рома переживает, но держится. Развлекает меня глупыми бреднями, обзывает Волковой и грозится прямо из родзала утянуть в ЗАГС, потому что, как честная женщина, после всего этого я обязана выйти за него замуж.
А я ругаюсь, кричу, плачу, посылаю его в ЗАГС, а еще в долгое пешее эротическое. Он со всем соглашается, грозясь, что возьмет меня с собой.
Я боюсь, что в эпицентре самого интересного Рома сбежит, но нет. Он возле моего лица. Молчит. Безмолвно гладит, держит за руку.
Когда мне на грудь кладут Настеньку, Рома прячет лицо у меня в волосах.
Да-да, Ромочка, я тоже плачу. Видишь, как
Столько эмоций, что дышать сложно. Миг, когда ты понимаешь, что твоя жизнь больше никогда не будет прежней, кто бы что ни говорил. Столько забот и пустых тревог остаются позади, когда ты берешь на руки новорожденного ребенка.
— Я так люблю вас, — сдавленно шепчет Волков, уже не стесняясь слез в своих глазах.
И я люблю, Ром… и я люблю.
Глава 52. Не уйдешь
Аделия
Меня будит тихий плач, который очень быстро прекращается.
Полусонная, я поворачиваюсь на кровати, кладу ладонь на пустующее рядом с собой место.
Поднимаюсь и иду на поиски мужа.
Рома находится в комнате дочери. Взъерошенный, сонный, он прижимает ее к своему голому торсу и что-то тихонько рассказывает. Настенька кряхтит, едва слышно возится на его руках, но Волков аккуратно качает ее и продолжает то, что делал.
Наверное, это тот самый миг, когда я поняла, что все. Вот оно — то, ради чего было все. Путь, который мы прошли от холода и отчужденности через тернии терзаний и попыток наладить отношения, и как финал — счастливый баланс и гармония.
Подхожу к Роме со спины и обнимаю его. Он часто делает так, и вот впервые сделала я.
Он поворачивает голову и целует меня в висок:
— Я хотел, чтобы ты поспала, — шепчет он. — Ты сильно устаешь в последнее время.
Дарю ответный поцелуй, потом целую Ромку в плечо. Я и вправду устаю в последние дни. Настя уже третий месяц мучается животиком, и я очень плохо сплю.
— Поменял подгузник, — отчитывается Волков. — Предложил ей бутылочку, но она не голодная. Наверное, снова животик.
Рома перехватывает Настю и прижимает плотнее к себе. Дочке очень помогает такой контакт. Именно с ним. Волков горячий, и, видимо, малышке очень нравится это тепло.
Дочка успокаивается, но не засыпает. Смотрит на Ромку самым доверчивым на свете взглядом. Сердце щемит от этой картины, и я прижимаюсь к Ромке плотнее.
— Знаешь, — говорю тихо, — давно хотела тебе сказать…
— Что? — он оборачивается на меня.
— Что люблю тебя, — на последнем слове голос все-таки дрогнул.
Волков быстро моргает и второй рукой прижимает меня к себе:
— Я уж думал, не дождусь, — шепчет хрипло.
Стоим так некоторое время, а после я забираю Настю, сажусь в кресло и собираюсь кормить ее. Стягиваю бретельку ночной сорочки и прикладываю дочь к груди.
Волков садится на пол и следит за этой картиной как коршун.
— Дель, я тоже давно хотел тебе сказать, — говорит тихо. — Я только недавно понял, что так и не делал тебе предложение. В наш первый раз просто взял тебя за руку и объявил своей. А потом говорил, что ты будешь Волковой, и никогда не задавал главный вопрос. Я никогда не задумывался о том, что, возможно, ты вовсе не хочешь больше связывать себя со мной узами брака?