Измена. Ты меня никогда не любил

Черничная Даша

— Мы с Настюхой съели все яблоки, — отчитываюсь ей.

— Молодцы. Ром, я хотела сказать насчет шрама.

Сажусь ровнее и заглядываю ей в лицо.

— Я все-таки думаю его свести. Соня дала мне контакт хорошего врача в вашей клинике. Как ты считаешь?

— Дель, для меня ничего не поменяется. Хочешь избавиться от него — я поддержу тебя. Не захочешь — точно так же приму твое решение и поддержу. Решать только тебе.

Аделия кивает, приняв мой ответ:

— Тогда я бы хотела свести. Насте скоро год, с каждым месяцем она все меньше

пьет молока, так что думаю, через три месяца можно будет это сделать. Как считаешь?

— Конечно, Дель, как скажешь. Только я бы хотел узнать фамилию врача. И правильно я понимаю, что наша свадьба снова откладывается на неопределенный срок?

— Ну… — Аделия мнется. — Я бы хотела на своей свадьбе быть с исправленным лицом.

Это старая песня о главном. Аделия носит помолвочное кольцо, но отказывается выходить за меня замуж: то после родов надо восстановиться, но Настюшка заболела, сейчас это. И бог с ней, с этой свадьбой, но Деля даже расписаться не хочет.

— Может, распишемся, а потом сыграем свадьбу? — упрашиваю ее уже в который раз.

— Я так не хочу, — сопротивляется.

Спорим с ней по этому поводу в очередной раз. И в очередной раз все заканчивается тем, что я уступаю.

— Я и так твоя, неужели ты не видишь? — взбирается на меня.

Зараза, знает, как надо меня быстро заткнуть и сделать так, чтобы я согласился со всем, что она скажет.

Три месяца спустя

Аделия лежит на специальной кушетке и нервно теребит прядь своих волос. Отбираю ее и кладу свои руки поверх ее.

— Прекращай нервничать, — говорю ей строго. — Врач сказал, что процедура займет совсем немного времени и мы сразу же поедем домой.

— Да я не нервничаю, — ведет плечом.

Качаю головой. Ну да. Рассказывай. А то я не вижу.

Заходит доктор и смотрит на Аделию:

— Ну что, готова приступать?

— Да, — кивает она. — Рома, подождешь меня в коридоре?

— Уверена, что не хочешь чтобы я остался? — спрашиваю у нее.

— Абсолютно точно нет, — произносит уже увереннее и выпроваживает меня.

Сижу под дверью в ожидании своей ненаглядной. Аделия выходит спустя минут тридцать.

— Как ты? — подрываюсь к ней и беру за руку.

— Нормально, — отвечает устало. — Болит только немного, но доктор сказал, что дальше должно быть лучше.

Доктор объяснил, что нужно будет несколько процедур. Каждая болезненнее предыдущей. То, что ей сказал док, — обманка, чтобы она вернулась, не сбежала. Но он просто не знает мою жену. За мягкой оболочкой скрывается сильная и уверенная в себе женщина.

В итоге по истечении нескольких процедур лицо Аделии приобретает практически первоначальный вид. Шрам все же сохранился, но виден он лишь при неудачном освещении или если Деля краснеет, а так как краснеет она только со мной наедине, то и рубец останется никем не замеченным.

Мы расположились в саду. Настя ползает по пледу, Байкал носится рядом, а мы с Аделией развалились прямо на

подогретом солнцем газоне.

— Я хочу завтра проехаться с девочками и посмотреть свадебные платья, — Деля закусывает губу, пряча улыбку.

Поднимаю взгляд на нее:

— Серьезно?

— Угу.

— И что, действительно поедешь? — выгибаю бровь.

Просто новость о том, что Аделия делает что-то касающееся нашей свадьбы, удивляет. В какой-то момент мне показалось, что ей вообще плевать на нее и она хочет тупо слить меня.

— Почему нет? Я не беременна, шрам убрали. По-моему, сейчас самое время, — улыбается мне и дерзко играет бровями.

Я даже теряюсь в этот момент, потому что наше бракосочетание давно стало казаться мне чем-то нереальным. Деля, будто чувствуя меня, придвигается ближе и спрашивает тихо:

— Какой ты видишь нашу свадьбу?

— Если честно, я думал, мы просто распишемся, и все. У нас уже была шикарная свадьба, на которой было сколько… триста? Пятьсот гостей? Каждый так и норовил подойти и поздравить, а я понять не мог — кто это вообще и с чьей стороны? Такая бездушная элитная тусовка, которая собралась пировать на костях. Ты была поникшая, а я прикладывался к бухлу, потому что понимал: вяжу себя по рукам и ногам. А помнишь свое шикарное платье, в котором ты еле-еле двигалась? Будто африканская женщина, которая тянет на себе тяжелый, практически неподъемный груз.

— Это платье выбрал мой отец, — невесело улыбается она. — Наверное, чтобы я мучилась напоследок.

— Я думаю, он просто выбрал самое дорогое, и все, — говорю искренне то, что думаю. — А самое дорогое какое? Которое расшито камнями. Где оно, кстати?

Я впервые задаюсь этим вопросом, потому что после бракосочетания платье было, но потом будто бы исчезло.

Аделия закусывает щеку изнутри:

— Ты сильно будешь ругаться, если я скажу, что сожгла его?

— Что? — ахаю я. — Сожгла?!

Падаю на спину и ржу как идиот. Вот это да! Я-то думал, она хранит его в какой-нибудь ячейке под надежной защитой. Там же камней на несколько лямов было!

— Через пару дней после свадьбы, — начинает рассказ Деля, — когда я разбирала свои вещи, то поняла, что если оставлю это платье, то оно займет половину твоей гардеробной и моим вещам попросту не останется места. Именно поэтому я позвонила Соне, и мы поехали за город. Я точно не помню, что там было за место. Какое-то убранное поле, на котором оставили облезлое чучело.

Я ржу еще сильнее, предвидя, чем закончится этот рассказ.

— Мы с Соней вдвоем натягивали это платье на палку с чучелом, — Аделия рассказывает эту историю с блаженной улыбкой на лице. — А горело оно так, будто мы его облили бензином. Хотя почему как, — смеется. — В самом деле облили.

— Дель, как тебя папаня не прибил? Там камней на целое состояние нашито.

— Мне тогда было вообще плевать на все. Не жалко ни платье, ни драгоценности. Только себя, — отвечает с грустной улыбкой на лице.