Измена. Верни мне мою жизнь
Шрифт:
— Как? — платье резко оказывается смято у меня на талии, и проворные пальцы ласкают невесомыми движениями внутреннюю сторону бедра. Я пытаюсь сдвинуть ноги, но между ними вклинился Макар и волен делать, что ему заблагорассудится. — Не надо. Не бойся…
— Я никогда тебя не боялась…
Его ладонь балансирует в опасной близости от моего нижнего белья. Я вся сжимаюсь как перед чем-то ужасным, как перед хлёстким ударом, как перед потоком стыда… Макар останавливается.
— Тогда что, Полин… Сейчас-то хоть будь честна хотя бы с собой.
Желание
— Мне стыдно…
Макар отстраняется резко, и мне сразу становится холодно, пусто, одиноко. Он не даёт мне одёрнуть платье. Ловит мои запястья своей рукой и сжимает. Он опускает наши руки между нами и возвращается, прижимаясь ко мне. И шёпот на ухо. От дыхания Макара, горячего, мурашки бегут по телу.
— Нет стыда между людьми, которые вместе столько лет. Но ты молчала все эти годы, и не знала, как сильно я боготворю тебя…
Он проводит ладонью по бедру и задевает нижнее бельё с краю, оттягивает его, приспуская.
— Не знала, как я восхищаюсь тобой… Как готов целовать, облизывать каждый сантиметр твоего тела. Как с ума схожу от твоего запаха.
Он поднимает ладонь и облизывает два пальца. Я жмурю глаза, потому что подозреваю, что сейчас будет, и то, что вижу в своём воображении, подстёгивает сбежавшее желание.
— Смотри, Полин…
Я раскрываю глаза и неотрывно наблюдаю, как Макар опускает руку между нами, и резинка моего белья натягивается под его ладонью, а пальцы соскальзывают ниже… Одно длинное движение вниз, раскрывающее меня, и низ живота простреливает искра огня. А теперь пальцы скользят наверх, размазывая влагу по складкам, и я пытаюсь свести ноги…
— Смотри… — шепчет Макар и убирает руку у меня из трусиков. Поднимает и касается кончиками пальцев своих губ. Я ошарашенно замираю, смотрю, как его язык скользит по пальцам… — Ничего не стыдно, Полин, когда это нравится…
Слова больно жгутся, потому что я понимаю, о чём говорит Макар, и либо я сейчас перешагну и сломаю свои границы, либо он уверится, что был насильником…
И я несмело тянусь к его руке своей дрожащей. Цепляюсь пальцами. Он расслабляет запястье, позволяя сделать мне то, что я хочу. Я облизываю его пальцы. Медленно. Нерешительно. От смеси стыда и возбуждения во рту слишком вязкая слюна, и когда Макар чуть сильнее надавливает мне на губы…
— Я… — туго сглатывает Макар. — Я хочу тебя всю. Не отталкивай…
Он убирает пальцы от моих губ и ведёт влажную дорожку прикосновений по моей шее, в вырез платья. Оголяет одно плечо, прижимается, целует, проводя языком до ключицы, цепляет пуговицы, чтобы расстегнуть платье, и я обхватываю себя руками.
Макар отстраняется и очень тихо говорит:
— А знаешь, что самое привлекательное в твоём белье? — Я мотаю головой, а он проводит черту от шеи до груди, тормозит у моих рук, чтобы легко их убрать и вернуться к груди, что ещё под тканью платья, очертить, слегка сжать. — То, что в нём ты выглядишь как будто без него…
Смертники с индульгенцией
Глава 36
Макар стаскивает с меня верх платья и особенно развратно задирает бюстье, прижимая им грудь сверху, и я пытаюсь поправить бельё, но по соску вдруг скользят его слегка шершавые пальцы, и я прикрываю глаза, чтобы не смотреть, просто чувствовать, тогда не так стыдно. Такого непотребства у нас никогда не было, и я просто теряюсь среди чувств, таких разных, которые вдруг просыпаются внутри. Сумасшедший коктейль сильного, зудящего даже в кончиках пальцев желания и страха, стыда, смущения. Всё это заставляет меня перестать думать, хотя бы сейчас, на это чёртово мгновение, где, наверно, мне можно побыть чуть-чуть живой. Той, что может чувствовать и не корить себя за эти чувства.
Поцелуи меняются. Они обжигают, они спускаются с шеи ниже, туда, где ладони Макара сжимают мою грудь, а пальцы перекатывают горошины сосков. И влажное дурманящее прикосновение языка к ареолам простреливает изнутри. Я чувствую острые иглы, которые проедают все тело, заставляя меня елозить по столу в нерешительности и будоражащем предвкушении. Макар отстраняется. Смотрит на меня. Его лихорадит как во время высокой температуры, и мне передаётся эта едва сдерживаемая дрожь. Он опускает руку мне между ног, на этот раз просто отодвигая ткань трусиков, и проходится длинным движением вниз. Снова наверх. Круговое поглаживание узелка клитора, которое отзывается волной огня, что прокатывается по телу. Я хочу свести ноги, но Макар второй рукой придерживает моё колено, не позволяя. И я уже даже не сижу на столе, а лежу, приподнявшись на локтях. И смотрю.
Нельзя смотреть на такое. Нельзя от такого ещё сильнее хотеть, желать…
Пальцы вытворяют что-то невозможное. Макар раскрывает меня слишком развратно. Проводит кончиками по возбуждённым складкам и резко спускается вниз, задерживаясь у входа. Я сжимаюсь от ускользнувшего огня и подаюсь бёдрами ему навстречу. Макар поднимает на меня затянутый пеленой вожделения взгляд и спрашивает:
— А как ты это делаешь сама?
Я нервно мотаю головой, словно сейчас расплачусь от одной мысли делать это при нем, и тогда Макар начинает особо изощрённую пытку.
— Так? — длинные пальцы проникают в меня, и понимаю, насколько у меня внизу всё мокро и влажно. Макар медлит, не меняя положение, а потом два скользящих движения. — Или так?
Он оставляет внутри один палец, а большим находит клитор и поглаживает его. Я запрокидываю голову назад, прикусываю губы, потому что мне приятно. Мне очень сильно приятно, почти как во время сольного концерта.
— А давай ты просто кивнёшь, когда станет похоже на то, что ты делаешь одна?
И я киваю. Смотрю, как Макар медленно расстёгивает рубашку, выдёргивает её из брюк, и как напрягаются его мышцы, как проступают вены на запястьях, как тёмная полоска волос уходит вниз.