Измена. Я лучше чем она
Шрифт:
Прожигает!
Соприкосновение дает мощный разряд, оно дезориентирует. Отшатываюсь, чтобы не потерять опору. Повторно давлю вопросом, но, чтобы утихомирить сопротивление все же успокаиваю.
– Тихо, дикая. Так что? Пустишь?
И не дай бог ей возразить мне. Оттесняю Дину назад и сам захлопываю дверь.
Глава 32
– Я тебя не звала.
В полумраке, что окутывает веранду, напарываюсь на сверкающий взгляд Барского. Давид лениво усмехается, а
– В курсе.
Неимоверно бесит его тон. Небрежный, будто расслабленные удары плети летают в воздухе. Отхожу дальше и прижимаюсь спиной к двери. Смешное препятствие для такого, как бывший. Отодвинет за секунду, но я сопротивляюсь.
– Дальше в дом мы не пойдем.
– Ну стой здесь, а я пройду, – сдвигает с пути, нагло идет дальше.
Взрываюсь от бессилия. Как мне его одолеть? Барский в тысячу раз сильнее. Он настолько решительный, что без труда понимаю, просто так отсюда не уйдет.
Хватаю за рукав грубой куртки, дергаю. И тут же жалею. Нельзя касаться. Запрет. Любое тактильное действие в сторону аспида запрет! Кожа мгновенно нагревается под пальцами. От тела бывшего будто импульсы идут, пробиваются внутрь и заставляют мое тело гореть.
Противостояние продолжается. Оно никогда не закончится. Как же это надоело! Бессильный гнев заливает от макушки до пят. Сколько раз задавалась вопросом, почему Барский так на меня действует? Что со мной не так? И ответа нет. Не существует.
Бывший накрывает скрюченные пальцы ладонью. Зажимает, совсем не двигается. Горячий. Настолько горячий, что кожа плавится. Но все ерунда в сравнении с тем, как он бережёт мою руку в своей. Не гладит, не схватывает. Барский словно держит над землей. Чуждо, непонятно и крайне волнительно.
Несмотря ни на что, продолжаю сопротивляться. В едином порыве душу ростки адекватности, рушу на корню. Зачем прыгать с обрыва, зная, что разобьешься насмерть. Парашют порвался давно и его никто не чинил, не менял. Разбиваться с призрачной верой в чудо желания нет.
– Давид!
– Дина?
– Издеваешься? Вали отсюда.
– Обязательно. Как поговорим, так и свалю.
Его ледяное спокойствие подрывает мою слабую психику. Я стала законченной идиоткой. Не понимаю ощущений. Не могу разобраться, как одновременно хочется гнать в шею и остаться с ним. Моя биполярка раздирает надвое.
Так невозможно. Нужно бежать как можно дальше. Бежать без оглядки. Пропасть, исчезнуть, чтобы с собаками не нашел. Спасение, что отделаюсь лишь разговором. И чем скорее поговорим, тем быстрее выпровожу и крепко подумаю, как быть.
– Слушаю.
– Во сколько ты оцениваешь жизнь со мной? Назови сумму.
Вопрос
– Ноль рублей.
– Даже не евро и не долларов.
– Даже не копеек.
– Почему?
– Акт угробления своей жизни считаю нельзя оценить. Бесполезно прожитый кусок жизни.
Выпалив фразу, где сквозит боль в каждой брошенной букве, закрываюсь, как ракушка. Палю Давида взглядом, а он лишь руки в карманы глубже сует. Двухметровый аспид, сволочизм зашкаливает. Разит своей аурой, будто фонтан разбрызгивает.
Когда в истинной мере до него доходит подача слов, морщится и выворачивает губы. Не нравится. Не привык, чтобы кормили тем, что сам направо и налево раздает. Замечаю, как по породистому лицу волна осточертелого неприятия ползет.
Щелкает пальцами в карманах. Качнувшись на пятках, снова давит.
– Тебе не хватит той суммы, что взяла в сейфе. Особенно при сегодняшних обстоятельствах.
– С момента подписания документов, тебя моя жизнь не касается.
– Согласен. Но я все же рискну. Квартира на Патриках и ежемесячное содержание устроит?
По схеме что ли идет? Не перепутал ничего?
– Завадской предложи. Она согласиться. Ты меня с ней путаешь.
– Дин, хватит. Нет никакой Завадской уже давно.
– Ты знаешь, наплевать.
Да, мне наплевать. Я забыла о ней. Просто вычеркнула фамилию из памяти. Не слежу больше за их постельными приключениями, потому что все равно. Пусть хоть с Мадонной спит.
– Дина, будь благоразумна. Ведь впервые нормально разговариваем. Оценить не хочешь?
– Оценить? Этому есть цена? Сколько? А-а-а, квартира на Патриках, я же забыла! – тяну с ядовитой усмешкой. – Нет. Уезжай.
Леплю с размаху в лицо. Ору практически. Пусть катится. Нечего ему здесь делать. Пусть провалится со своими увлекательными предложениями. Даже если с голой задницей останусь посреди зимнего поля в пургу, не возьму подачек.
Откупиться хочет? Совесть очистить? Так ее у Барского нет. Он родился без нее.
Мне хочется орать, визжать. Прыгнуть и разодрать лицо в кровь. Можно просто оставить в покое? Забыть имя, забыть, что я рождена по факту. Вычеркнуть меня из жизни можно или нет?!
Мало того, что все наперекосяк, так еще приперся со своей благотворительностью.
Не успеваю уклониться, потому что Барский мгновенной тенью оказывается рядом. Замирает в паре шагов и яростно выталкивает.
– Ты, блядь, только язык насилия понимаешь? На таком с тобой разговаривать?