Измена. Я отомщу тебе, предатель

Вин Аманда

— Вы сегодня познакомитесь с врачом, который ведёт беременность. Этот же врач потом сможет принять и роды, если захотите. Если вам не понравится врач или что-то не устроит, вы можете попробовать сходить к другому врачу.

А затем уже к Платону поворачивает голову:

— Тогда, если ваша жена сегодня выберет врача, можно и заплатить всю сумму.

Мы с ним переглядываемся. Кажется, он смущается. Наверняка ошибка вышла, потому что до сих пор у нас одна и та же фамилия — Ладыгины.

Но Платон

не разубеждает девушку, просто молча подписывает бумаги. Мы идём к кабинету.

По пути нам встречаются беременные девушки. Кто-то с миниатюрным, кто-то с большим животом. «Отцов» тут с женщинами немного.

— Я подожду тебя около кабинета? — спрашивает.

Я киваю.

Конечно, ты подождёшь около кабинета. Мне нужно спросить у врача, сможет ли она установить точный срок. И как сделать ДНК-тест.

Я захожу, в кабинете меня встречает радостными приветствиями полная милая дама, примерно ровесница моей мамы.

— Ладыгина Ирина? Проходите, присаживайтесь, сейчас с вами познакомимся. Меня зовут Антонина Аркадьевна Белова, — протягивает мне руку.

Она мне нравится. Улыбается и вежливо предлагает присесть.

Где-то минут десять она задаёт общие вопросы и заполняет бумаги.

Я рассказываю ей о том, что долго не могла забеременеть. Но так и не решаюсь откровенно посвятить ее во всю мою историю последних месяцев.

— Значит, пришло время. У меня много таких случаев было, четыре года одна не могла забеременеть, а потом отпустила ситуацию — и пошли один за другим. Сейчас уже третьего ждут.

Это меня не утешает.

Антонина Аркадьевна продолжает:

— У вас сейчас примерно шестая акушерская неделя по подсчетам. Через неделю можно сделать первое УЗИ. Можно было бы и сегодня, но лучше через недельку, чтобы послушать сердечко. А сейчас давайте проведём первый осмотр и возьмём анализы.

Я раздеваюсь и спрашиваю:

— Шесть недель, это значит и зачатие было шесть недель назад?

— Нет, Ирочка, мы считаем акушерскими неделями, потому что у всех женщин в разные дни наступает овуляция. Вот и приходится считать от первого дня последних месячных. Такая система с погрешностью. Реальный срок может быть и меньше на две недели.

— Ясно, — отвечаю я, хотя для меня никакой ясности все еще нет.

Она проводит осмотр, берет анализы. А я все размышляю, как спросить про ДНК-тест. Хочется решить эту «проблему», а потом уже можно наслаждаться беременностью и ни о чем не переживать.

Когда я одеваюсь и сажусь, она даёт мне направления на анализы. Записывает на узи.

— Если будет сильный токсикоз, как вчера, можешь мужа отправить, выпишем тебе больничный. Или можем даже положить на дневное, покапаем витамины, противорвотные. Это, конечно, крайний случай, но если совсем ничего есть не сможешь, то придётся.

—

А откуда вы знаете про вчерашнее, я вам вроде не говорила, — удивляюсь я.

Антонина Аркадьевна хитро улыбается.

— Так муж твой дорогой приходил сегодня, консультировался насчёт токсикоза, чем тебя кормить спрашивал. Очень за тебя волнуется. Как тебе повезло-то с ним. Не муж, а золото.

По пылающим щекам я понимаю, что сильно покраснела. Разубеждать врача, что он не мой муж, видимо, уже поздно.

И как теперь спросить про ДНК-тест?

Подумает, что я ненормальная.

Так и выхожу, расстроенная своей трусостью.

Платон сразу поднимается с дивана в коридоре.

Антонина Аркадьевна ему кричит:

— Все хорошо, не волнуйтесь, папочка.

Я от этого «папочка» еще больше на себя злюсь.

Уже в машине Платон у меня спрашивает:

— Тебе врач не понравилась?

— Нет, она хорошая.

— Тогда почему ты такая расстроенная? Потому что меня приняли за твоего мужа? Если хочешь, все объясню им.

Я смотрю на него внимательно.

— Это не из-за этого.

— Ир, скажи мне, в чем дело, — просит Платон.

Видимо, он не отстанет. Да мне и самой хочется уже поговорить с кем-нибудь о том, что меня волнует.

— Я расстроилась, потому что не спросила про ДНК-тест.

— Какой ДНК-тест?

— На отцовство, — я уже начинаю возмущаться непониманию Платона.

— И зачем он тебе?

Я удивляюсь его вопросу, спрашиваю:

— Ты на сто процентов уверен, что ребёнок твой?

— А чей же ещё? — теперь уже в его голосе я ловлю удивленные нотки.

— Не понимаю ничего, ты разве не думаешь, что есть вероятность отцовства Андрея? — спрашиваю, смотрю прямо в его голубые глаза.

Платон лишь открывает рот, чтобы что-то сказать, но не говорит, молчит. Думает о чем-то. Затем через несколько минут, наконец, произносит:

— Так вот, в чем дело.

Я лишь хлопаю глазами, готовлюсь слушать, а он молчит. Я понимаю, что он что-то знает. То, чего не знаю я. Меня начинает разбирать любопытство. И я снова злюсь. Как быстро у меня меняется настроение, наверное, это тоже «прелести» положения.

Я возмущаюсь:

— Ты так и собираешься молчать? Может, расскажешь?

— Тебе нельзя волноваться, — тихо говорит Платон.

— А ты думаешь, я так что ли не волнуюсь? Пожалуйста, расскажи мне, — я уже начинаю просить, даже беру его за руку.

— Хорошо. Все тебе расскажу, давай, может, не в машине? В кафе или, может, погуляем в парке?

— Поехали домой.

Он заводит машину, мы едем.

Всю поездку я напряжена. Уж лучше бы мы в машине договорили. Я начинаю догадываться, что мне собирается рассказывать Платон…