Измена
Шрифт:
— Смотри, как он нервно пыхтит, лишь бы чего не удумал, — моя блондинка кивает в сторону мужчины, которому однозначно стало плохо.
— Джозефин… — утыкаюсь носом в висок девушки.
— Что? — беру ее ладошку в свои руки и произношу.
— Я знаю, что у тебя сегодня день Рождения. Увидел дату в паспорте. Поздравляю! Жаль, что аукцион выпал на эту дату, — крепче сжимаю ее миниатюрную ручку.
— Спасибо, Хьюго, — улыбается в ответ, демонстрируя свои белоснежные зубы. — Но… не стоит жалеть, правда. Я обычно редко праздную этот день. Не очень люблю.
— А я свое
— Чудик, — усмехается. — Свое двадцатилетие я отметила в больничной палате, — заметив мой удивленный взгляд, продолжает рассказ. — Моя бабушка сильно болела тогда. В течение нескольких лет она пролежала в палате интенсивной терапии. Я не могла в тот момент, когда бабушке было плохо, развлекаться, — как можно тише говорит Джозефин.
— Тебе в Нью-Йорке было хорошо? — не знаю зачем я это спросил.
— Да! Конечно. Я очень люблю этот город. Там я родилась и выросла. Нью-Йорк как-никак сердце Америки, но сейчас я бы предпочла жить где-нибудь в Техасе. В тихом и уютном месте с собственной конюшней. Возможно… — уходит в свои размышления и добавляет. — Это, пожалуй, моя мечта.
— А что твой муж? Он что… не в состоянии реализовать ее для тебя?
— В состоянии. Не в этом дело. Все намного сложнее, чем ты думаешь… — удивленно смотря мне глаза, отвечает моя блондинка. — Это вообще, кстати говоря, не твое дело, — посмеиваясь, она отворачивается, в попытке снова вникнуть в суть происходящего на аукционе.
— Твой сын — копия тебя. — Удивительно, но мальчишка, и правда, оказался мини-версией Джозефин. Такой забавный, учитывая, как я «люблю» детей в принципе. — Я все-таки скажу, а ты, будь добра, послушай. Та девушка, которая подошла ко мне в парке… Она просто моя знакомая.
— Ты знаешь, а я так сразу и поняла. Очевидно, что ты всех своих знакомых предпочитаешь целовать в губы, а они, в свою очередь, называют тебя «любимый».
— Вообще-то, она сама меня поцеловала, — возмущенно произношу, на что Джозефин лишь усмехается.
Только хотел выдать шутку о ее беспричинной ревности, будучи замужней женщиной, как вдруг нас отвлекает грохот и треск разбивающегося стекла.
— Я готов был отдать двадцать тысяч евро, что вы наделали, тупица? — все та же дама в шляпке берет свою сумочку и со всей дури бьет по голове мужчину… Нет! Господи! Остановите мой смех! Именно того самого неадекватного типа. Он пытается увернуться, но следом за вазой летят и рукописи.
— О нет! — Джозефин закрывает лицо руками, пребывая в явном ужасе, а миссис Баклэнд спокойно вызывает охрану. Те, в свою очередь, пытаются разнять «борцов», оттаскивая хрупкую женщину от мужчины.
— Она явно не рассчитала свои силы, — сквозь смех комментирую «матч» в прямом эфире. — У него, похоже, под глазом намечается фингал. — Джозефин все также продолжает хватать ртом воздух, цепляясь руками за голову, а гости, на мое удивление, только оживились происходящим действом.
— Я покупаю осколки от разбитой вазы за пятьдесят тысяч долларов! — радостно произносит пожилая дама, сидящая спереди,
— Что? — тихо произносит мистер Холд, переключившись снова на торги.
— Продано! — поднимает руку Элизабет, которую, похоже, совсем не волнует, зачем даме разбитые осколки, учитывая, что за них она получит вдобавок штрафные от «борцов».
— Знаете, господа, разбавим наш аукцион невероятной историей о лоте, проданном несколько лет тому назад. Эту забавную историю мне поведал один давнишний приятель из Чехии, — Холд явно пытается разрядить накаленную до предела обстановку. — Как-то раз после очередного аукциона новый владелец приобретенного сейфа пригласил слесаря, чтобы вскрыть собственную покупку. Когда же дверца распахнулась, оба были поражены. Внутри оказались деньги на сумму пятнадцать миллионов долларов, аккуратно упакованные в синюю спортивную сумку. И что же вы думаете? Он, как законопослушный гражданин и счастливчик, сорвавший куш, сообщил о находке в специальную службу и начал держать кулаки за то, чтобы за деньгами никто не пришел. — М-да, у мужика явное биполярное расстройство. — К сожалению, не успел новоиспеченный миллионер опомниться, как к делу незамедлительно подключился адвокат бывшего владельца сейфа, который от имени своего клиента предложил вернуть деньги настоящему хозяину за вознаграждение. Если не ошибаюсь, где-то за пятьсот тысяч долларов.
— Как глупо, — взяв вновь себя в руки, миссис Баклэнд улыбнулась Холду и его рассказанной истории.
— Глупо, конечно! Как положено истинному любителю аукционов, новый хозяин свалившегося куша поторговался и в итоге вернул стальной ящик с его содержимым бывшему хозяину за полтора миллиона долларов.
— Он что, идиот? — не слыша дальнейшего разговора, задаю вопрос Джозефин.
— Я подумала о том же самом, — смеется в ответ.
Спустя примерно часа два торгов, мистер Холд дошел и до моего литературного издания.
— Итак, дамы и господа, вашему внимаю представляю лот «двести восемь» — подлинное издание французского писателя Эжена Сю. Литературная слава писателя основана на уникальных социально-авантюрных романах, написанных в сороковых годах. Лозанна: Союзное издательское общество конца девятнадцатого столетия. Заявленная стоимость — десять тысяч евро за раритетную рукопись.
— Двадцать тысяч.
— Двадцать тысяч. Раз.
— Сорок тысяч.
— Ставки все растут. Сорок тысяч Раз. Сорок тысяч…
— Беру за сто тысяч фунтов… — Сколько? Я не ослышался? Фунты стерлингов? Приблизительно подсчитываю в голове… выходит примерно сто четырнадцать тысяч евро.
— Кто даст больше? Господа, напоминаю, издание подлинное. Итак! Сто тысяч фунтов. Раз. Сто тысяч фунтов. Два. Сто тысяч. Три! Продано. Спасибо, сэр! — чересчур радостно произносит Холд, обращая внимание на меня. А я сижу, понимая, что словил неплохой гонорар за то, что в принципе не хотел никогда никому продавать или дарить…
— Я тоже предложила сто тысяч фунтов, — возмущается та самая мадам, которая некоторое время назад приобрела осколки от разбитой вазы. У них здесь что, все психопаты?