Изменить судьбу
Шрифт:
— Педро, ну сколько можно? Я тоже хочу спать! Выметайся вон из кузова и отправляйся к себе в комнату. О, мадонна, клянусь, больше никогда в жизни, не стану подвозить этого пьяницу! Вон отсюда!
С этими словами меня дернули за руку, и я, еще до сих пор не поняв, где нахожусь, и почему меня называют именем деда, поднялся со своего места и перебравшись через борт, спрыгнул на землю. К моему удивлению кузов грузовика оказался довольно высок, и я, рассчитывая несколько на другое слегка отбил себе ноги. Ко всему прочему меня действительно сильно мутило, как будто я влил в себя как минимум бутылку самогона от тетки Степаниды, что однажды произошло в моей юности.
— Ну, наконец-то! — Я вновь услышал чей-то голос. Хотя из-за кромешной темноты так и не понял кто именно со мной говорит. — Давай проваливай, ночь на дворе, а я тоже хочу спать.
— Куда идти-то? — удивленно произнес я, оглядываясь и ища хоть что-то напоминающее, какое-нибудь строение.
— О, порка Мадонна! Эта пьянь, до сих пор находится в эмпиреях! Ну не оставлять же его посреди поля! Ладно пошли, доведу тебя лично, так всяко будет быстрее, чем что-то тебе доказывать.
Я почувствовал, как кто-то закинул мою левую руку себе на плечо, а своей рукой обхватил меня за пояс и потащил куда-то в сторону, обходя грузовик сзади.
— Эй, Стой, а мои вещи?! — Я вдруг вспомнил о том, что со мною должен был быть чемодан и рюкзак.
— Не было у тебя никаких вещей! За, что это наказание свалилось на мою голову, Давай, двигай ногами пьяница.
Стоило обойти грузовик, как я увидел небольшой дом, одно из окон которого было слегка подсвечено, будто внутри него горела одинокая тусклая лампочка, примерно такая же, какая была у нас в дровяном сарае в Шараголе. Мой товарищ, ну а как можно было еще назвать парня, помогающего мне, дотащил мою действительно почти безвольную тушку до домика, приоткрыл дверь, оказавшуюся не запертой, втащил меня в дом, и доведя до железной кровати уронил меня на нее.
— Дальше ты уж сам, я итак сделал, достаточно много! И не пей больше, иначе Пабло тебя завтра так взгреет, что мало не покажется. — С этими словами он вышел из комнаты, аккуратно прикрыв за собою дверь. Тут же послышался взревевший двигатель грузовика и вскоре все вновь затихло. Я же удивленно огляделся. Меня окружала буквально спартанская обстановка комнаты. Возле одной из стен, как раз напротив окна, находилась железная армейская койка с панцирной сеткой и торчащими вверх слегка зауженными кончиками труб, в боковых спинках. Похоже, когда-то койка имела сверху еще и своего собрата, то есть второй этаж. Теперь же собрат куда-то исчез, и на нижней части находился я, сидя на развороченной постели, облокотившись спиной о голую оштукатуренную и окрашенную в бледно-зеленый цвет стену, во всяком случае в полумраке еле светившей лампочки, расположенной под потолком, на витом шнуре, все выглядело именно так.
Слева от меня находился древний платяной шкаф, с резными створками, примкнутый к соседней боковой стене. Шкаф нельзя было назвать слишком большим, но тем не менее выходило так, что он закрывал собою большую часть стены, оставляя свободной только часть ее, куда смогли втиснуть торцом мою кровать. Напротив, буквально в двух-трех шагах от кровати, под самым подоконником, стоял письменный стол, с приставленным к нему стулом. На самом же столе, среди вороха бумаг находился металлический, слегка закопчённый снизу чайник и высокая керамическая кружка, без каких-либо рисунков на ней, тут же рядом имелось блюдце с недоеденным бутербродом.
Сама комната была несколько узковатой, и вместе с тем вдвое больше вытянутой в длину. Из-за этого
В комнате было несколько холодновато, но сейчас это было очень кстати. Сильно болела голова, и судя по ощущениям, мне казалось, что совсем недавно, я действительно принимал участие в возлияниях. Но вот совсем не понимал, когда и где это, я успел напиться до такого состояния, тем более, что последние мои вспоминания касались побега из отеля. Задумавшись над этим, я как-то чисто на автомате, поднялся со своей койки, придерживаясь левой рукой за платяной шкаф, сделал пару шагов до стола, отодвинул стул, и присел к столу. После чего, сам, не осознавая своих действий, потянул на себя столешницу, сунул туда руку и достав из лежащей там картонной коробки одну из сигар, привычно сунул ее в рот и закурил от небольшой зажигалки.
Если не считать, робкой попытки года три назад, когда мы с пацанами пытались попробовать для себя, что же это такое — курение, никогда даже не пытался повторить сей опыт. В тот раз мне это ужасно не понравилось, особенно, когда я едва не задохнулся, пытаясь откашляться. Сейчас же, сделав несколько затяжек подряд, не почувствовал никакого отторжения этому, но уже в следующее мгновение, с удивлением уставился на дымящуюся сигару в своих руках, а следом за этим, достав из столешницы довольно большую картонную коробочку, удивленно прочел на ней надпись: — «Vega Fina» начертанную на ней. В тот же момент, вдруг всплыли слова водителя, который пытался заставить меня вылезти из кузова и отправиться спать. Тогда я совершенно не обратил на это внимание, но сейчас отчетливо вспомнил, что все они были произнесены на испанском языке, и я отвечал ему на нем же.
Все это заставило меня очень удивиться. Чисто автоматом, как будто я прекрасно знал, где и что, находится в этой комнате, я слегка повернулся на своем стуле, и протянув руку, открыл одну из створок, платяного шкафа, на которой с внутренней стороны, было укреплено, довольно большое зеркало. Встав со стула, я заглянул в него, и едва удержался на ногах, увидев свое отражение.
Из зеркала, на меня смотрела слегка припухшая, вероятно от сильных возлияний, но такая родная и любимая, правда сильно помолодевшая физиономия моего деда. Я вначале, даже не сообразил, что это именно я отражался в зеркале, а не дед, смотрит на меня откуда-то со стороны, видимо тому способствовали немалые алкогольные пары, угнездившиеся в организме, и поэтому, улыбнувшись произнес:
— Ты не представляешь, как я рад тебя видеть, дед! Ты помолодел, или мне показалось? — И только увидев, что отражение шевелит губами повторяя за мной слова, понял, что это именно я отражаюсь в зеркале. А не дед, смотрит на меня откуда-то со стороны. От неожиданности я поднял руку и провел ею по своему лицу. Отражение повторило мой жест. Приблизившись к зеркалу, я пытался разглядеть в нем себя самого, но так и не нашел ни малейшего сходства. Да и откуда, оно могло взяться, если на меня из зеркала смотрело вполне европейское лицо, начисто лишенное всех монголоидных признаков, имеющихся у меня.