Изменщик
Шрифт:
Потому что мир оказался не тем безопасным и добрым местом, каким был всю мою жизнь.
Потому что любовь всей моей жизни оказалась обманкой.
Из меня как будто вынули хребет и теперь как-то надо жить без него.
И даже вина не выпить…
Сначала я подумала, что стук мне послышался. Бросила взгляд на часы — три ночи. Кто может стучать в дверь в три ночи? Было бы что-то важное — позвонили бы.
Но стук повторился.
Я на цыпочках подкралась к двери, осторожно заглянула в глазок…
И распахнула
Розы
Стоящий за дверью на коленях мой муж чуть не свалился мне под ноги. Он едва держался одной рукой за стену и был ошеломляюще, чудовищно пьян. Просто в хлам.
Но он стоял на коленях, и в руках у него был огромный букет моих любимых чайных роз.
Едва ворочая языком, Миша проговорил:
— Леночка! Солнышко мое! Прости! Вернись! Я тебя умоляю! Без тебя мне жизни нет! Все, что хочешь для тебя сделаю!
Я смотрела на него секунду или две, а потом брезгливо отодвинула край коврика, заехавший за порог, пальцами ноги и захлопнула дверь.
Привалилась к ней спиной.
И почувствовала содрогание — он снова колотил в дверь. Сквозь железную коробку были слышны невнятные возгласы: «Ленка! Да люблю я тебя! Дура! Одну тебя! Что хочешь! Ленка! Смотри! На коленях ползаю!»
Я поднялась на цыпочки снова и посмотрела в глазок.
Он и правда ползал на коленях.
Мой гордый, всегда немного высокомерный Миша, который даже когда ухаживал за мной так не делал… Он всегда был безупречно одет и чуть-чуть холоден. Только однажды он проявил сильные эмоции. Когда родился Ванечка. Он плакал и стеснялся этого, вытирая слезы.
А все остальное — наша женитьба, известие о беременности, даже смерть своего отца он перенес без единой слезинки как настоящий мужчина.
Что же он делает сейчас!
И вот что меня поразило — он продолжал стучать в дверь, не звонил в звонок. Словно… боялся разбудить Алису? Неужели он об этом думал даже такой пьяный?
В глубокой задумчивости я отошла от двери, легла в постель, накрыла голову подушкой и уснула, не слыша больше не стука в дверь, ни шепота.
Поздно, Миша.
Увы, слишком поздно.
Утром я проснулась за добрых полчаса до будильника, что после вчерашних переживаний было просто чудом. И даже лицо почти не отражало моих возляний и рыданий, но я все равно вытащила из холодильника патчи и налепила под глаза. Поставила вариться кашу для Алисы, собрала свои документы и ее документы, ко всему подготовилась и…
Не знаю, что меня дернуло. Наверное, любопытство.
Но я снова прокралась к входной двери, заглянула в глазок и ахнула.
Распахнула дверь и вышла на лестничную площадку, всю целиком уставленную корзинами с чайными розами. Розы, розы, розы… Никаких записок, но сложно было не догадаться, что имел в виду автор.
Миша редко делал широкие жесты, но каждый раз это было
Я слабо пискнула, закрывая рот ладонями.
Боже мой! Что же делать!
Восхищение и злость мешались внутри меня в равных пропорциях.
Как нормальная женщина я не могла не растаять от подобного жеста.
Но простить его предательство за какие-то розы — ни за что!
Так и стояла, не зная, что предпринять, пока противоположная дверь на площадке не открылась и напротив меня не замерла в той же позе женщина лет пятидесяти. Судя по любопытной морде колли, выглядывающей из-за ее спины и поводку в руках, они собирались на прогулку.
— Ваше? — Мрачно спросила женщина.
Я кивнула.
— Убирать планируете?
— Но…
Я растерянно развела руками.
— Изменил, что ли? — Спросила женщина так же неприязненно. — Все они такие… розами заваливают кучку дерьма!
Она дернула собаку за поводок и сшибая корзины пошла к лифту. Пока он подъезжал, она сказала, не поворачиваясь ко мне:
— Заберешь или дворника позвать, чтобы выбросил тут все?
— Дворника… — проговорила я.
— Хорошо, скажу, чтобы поднялся.
Я выдохнула и отступила в квартиру, в последнюю секунду все-таки подхватив одну из ближайших роз. Всего одну.
Беда
Через пять минут на этаже вышел из лифта мрачного вида молодой человек в ворохе рубашек и светоотражающем жилете поверх. Его черные глаза смотрели как-то неприязненно. В руках он комкал грязные хозяйственные перчатки. Оглядев площадку он покачал головой и перевел взгляд на меня:
— Деньги давай, хозяйка, — без предисловий начал он. — Мусор буду убирать.
— Сколько? — Я вернулась в коридор за кошельком. Увидев внутри стопку тысячных купюр, его глаза загорелись.
— Тыщу давай! Три тыщи! — Прямо на ходу повысил ставки он. — Много мусора!
Я, конечно, подумала, что этот «мусор» он наверняка с успехом кому-нибудь продаст и еще наживется, но разгрести площадку и вправду надо было. Я отсчитала три тысячи и поняла по его взгляду, что он пожалел, что не заломил больше.
Дворник пошел таскать цветы, а я закрыла дверь и поспешила будить Алиску.
Пока дочь собиралась, одевалась, капризничала на тему цвета колготок и платья, пыталась вспомнить, что вообше кладут в школьный рюкзак, умывалась и наконец шла на кухню завтракать, за дверью квартиры слышались голоса и шуршание. Дворник убирался, да и соседка вернулась, кажется. Я налила себе кофе — каша или даже бутерброды в меня сейчас не лезли от недосыпа и волнения. И кивнула дочери:
— Ешь, солнышко. А то мы опоздаем. Не знаю, какая там столовая, но вряд ли директор будет тебя в своем кабинете каждый день кормить.