Изнанка гордыни
Шрифт:
Не это ли ответ на мои молитвы?
Я смотрю на мужчину рядом. Что я знаю о нем? Кто он? Маг? Агент официи? Брат курфюрста? Что из этого было ложью, а что правдой?
Как сумел он сотворить то чудовищное, неслыханное деяние — то ли преступление, то ли подвиг?
Чего ждать от него дальше?
Снова приходит острое, почти похожее на боль сожаление. Мне не следовало затевать тот розыгрыш. Просто не стоило.
Впервые я пожалела о своей глупости на следующий день. Мне не хватало Элвина.
Он теперь вообще на меня не смотрел.
И позже, когда началась осада, я пожалела вторично. Вспоминала те поцелуи в комнате Джованни и жалела, что не ответила “да”. Близость смерти все меняет. Я думала просить прощения, но так и не смогла найти нужных слов. Было стыдно, и он не хотел разговаривать.
А сейчас я просто жалею, что затеяла эту игру. Желание сделать все по-своему, против воли отца, оскорбленное самолюбие, жажда мести сыграли со мной шутку не менее дурную, чем я с Элвином.
Это была глупость.
И теперь я в полной власти этого человека.
Человека ли?
Ближе к ночи, мы останавливаемся в трактире, и он представляет меня своей женой, а потом отводит трактирщика в сторону и о чем-то с ним шепчется, сдабривая рассказ медной монетой.
Закрывается дверь номера, отделяя нас от мира, опускается задвижка. И я остаюсь с ним наедине.
— Здесь только одна кровать.
— Ага. Мы же супруги, дорогая.
Я отшатываюсь. У меня больше нет ни статуса, ни титула, ни отца. Я — никто и меня некому защитить.
Да и кто бы смог защитить меня от чудовища, способного уничтожить армию?
— Не подходите, — голос срывается.
Кривая усмешка на жестком лице.
— Почему нет, Франческа? Назови хоть одну причину.
Я пытаюсь сбежать, прошмыгнуть мимо, но это бесполезно. Он ловит меня, я кричу, трепыхаясь в его руках.
— Не надо орать, — выдыхает он мне в лицо. — Никто не придет на вопли. Я сказал трактирщику, что моя жена скорбна разумом.
Я дергаюсь, пытаюсь освободиться, остро ощущая свою беспомощность. Неужели все закончится насилием? Элвин удерживает меня за запястья, его руки, как стальные клещи кузнеца. С болезненной ясностью понимаю насколько он сильнее.
Он швыряет меня на кровать, наваливается сверху. Вырываюсь — неумело и тщетно. От него опять пахнет костром. Знаю — теперь этот смрад будет приходить ко мне в кошмарах вместе с мелким, похожим на черный снег пеплом.
Элвин заводит мне руки за голову, стискивает запястья. Наклоняется ниже. Я бессмысленно царапаюсь, мотаю головой. Неужели мне когда-то нравились его поцелуи?
Его нога раздвигает колени, как я ни пытаюсь сопротивляться.
Он сильный. Слишком сильный. Или я слишком слаба.
Это как в дурном сне, где все наизнанку. Поцелуи грубы и болезненны. Прикосновения, которые раньше дарили столько восхитительных эмоций, теперь отзываются спазмами отвращения. Я еще пытаюсь сопротивляться, но уже понимаю — бесполезно. Ничто не помешает ему сделать это со мной.
Меня трясет от гадливости, пока он расшнуровывает лиф, запускает руку под платье и тискает меня. Пытаюсь забыться, уйти в себя, сбежать, но унижение прорывается злыми слезами, которые нет сил сдержать. Мой мучитель замирает. Правая рука по-прежнему сжимает мои запястья, лицо близко-близко — не отодвинуться.
— Пожалуй, вы правы, Франческа, — говорит он медленно. — Как-то не то получается. Такое чувство, что никто из нас не получает удовольствия. Никогда не насиловал женщин и, похоже, правильно делал.
Выпускает меня, поднимается и протягивает руку. Я лежу, не в силах поверить, что продолжения не будет. Хочу спрятаться, забиться в щель и выплакать свой страх и обиду.
— Сеньорита, приведите себя в порядок и вставайте, нас ждет ужин. Или вам нужно какое-то особое приглашение?
— Я не пойду.
— Как пожелаете.
Он запирает дверь. Возвращается спустя несколько часов, когда я уже уснула, будит меня руганью, наткнувшись в темноте на стул. Вокруг него витает тяжелый винный дух. Я благодарю богов, что заснула, так и не сняв платье. Лежу в кровати, съежившись на самом краешке, слушаю, как он раздевается. Тихонько выскальзываю из-под одеяла, сползаю на пол — слишком страшно находится с ним рядом.
— Франческа, не занимайся ерундой, — говорит он, словно видел мои осторожные маневры. — Я тебя не трону.
Я молчу, забыв как дышать.
— Ну как хочешь. Можешь спать на полу.
Я провожу полночи в кресле, а уже под утро, совсем измучившись, решаюсь прилечь.
Мои сны пахнут вином и пеплом.
Элвин
Весь первый день, пока мы ехали, я пытался понять, зачем сделал это.
Какого гриска? У меня впереди возвращение домой, сложный разговор с княгиней Северного двора, разборки с Орденом. Зачем в этом пути такой сундук без ручек, который к тому же косится на меня, словно я живое воплощение Черной Тары?
Полные суеверного ужаса взгляды, которые бросала девчонка, раздражали. Хотелось прикрикнуть на нее, но ясно же — не поможет.
Проклятье, я же спас ее отца, слабоумного братца и весь маленький уютный мирок, которым Франческа так дорожила! Могла бы быть поласковее в благодарность. Хотя бы не вести себя так, словно я — абсолютное чудовище.
Ну что же, будем честны — роль злодея всегда удавалась мне куда лучше геройской. Последняя накладывает слишком много ограничений в выборе средств.