Изнанка мира. Бестиарий

Фомина Юлия

– Да нет же, – рассмеявшись, перебил её учитель, – Мало ли бывает существ, которым вздумается посмотреть на что-то в твоем доме.

– Существ? Вы имеете в виду домовых?

Учитель поморщился.

– У нас, видимо, часто будут возникать терминологические разногласия. Впрочем, наверно лучше один раз увидеть. Не делай сейчас ничего, я на этот раз помогу тебе пройти в открытую дверь. Иначе мы потеряем ещё несколько часов. Сейчас важно не Идти. Настал момент научиться Видеть.

Он схватил Нику за руку и внезапно толкнул ее. Видимо защелка в ручке двери не сработала при последнем её закрытии. Дверь, предательски распахнулась за спиной, заваливающейся без опоры девушки, и Ника, упала на спину на пол… бани. Учитель, не отпуская руку девушки и быстро закрыл

за собою дверь, одновременно помогая Нике встать на ноги. Их тут же окутали клубы пара. Одежда за мгновение пропиталась влагой и стала тяжелой.

На едва угадывающейся в пару скамье лежала мама Ники. Лапа проворно накрыла её простыней.

– Никуша, – смущенно пробормотала мама, – ну как тебе не стыдно так вот врываться…

– Извини мам, – пискнула было Ника, но Учитель её перебил.

– Уважаемые, не отвлекайтесь. Мы будем тихо беседовать и постараемся вас не беспокоить. Ника, тебе внимательно нужно посмотреть на лекарку. Расскажи мне, что ты видишь?

Ника, уже подготовленная упражнением с подсолнухом, с готовностью первоклассницы, затараторила:

– Ну… Я вижу женщину… Ну как бы неопределенного возраста что ли… Она невысокая, смуглая, худощавая, – принялась перечислять Ника.

– Нет, Ника. Лапа – не подсолнух. Он прост и его суть та же, что мы видим, бегло взглянув на него. Сейчас ты не должна на Лапу смотреть. Пришло время видеть. Начнем с самого приятного.

– Я не понимаю, Учитель, о чем Вы…

Учитель остановил ее, посмотрел ей в глаза очень внимательно:

– Я подскажу тебе как это сделать. Ты же можешь видеть боль другого человека?

– Да, – прошептала Ника, – Но я никому об этом никогда не рассказывала…

Учитель отрицательно покачал головой, как бы говоря, чтобы Ника не отвлекалась от главного.

– Как ты видишь ее?

– Почти на ощупь, – Ника развела руками, будто обводя детский надувной шарик, – Он выглядит точно, как шар синевато-фиолетовый… И вкус у него есть – терпкий такой, как будто и шершавый на языке… а ещё этот шар шуршит точно, как надувной, если его потереть ладонью… Но, будто он не завязан и из него снизу постоянно вытекает такая же по цвету, как и сам шар сиренево-синеватая субстанция. Боль можно прекратить, если представить себе, будто перевязываешь её у основания такой белой…

– Верно, верно, – покачал головой Учитель, тем самым прерывая её излияния, – но КАК ты её видишь? Я специально задал вопрос именно таким образом. Какой она тебе видится – это только твое представление, не имеющее ничего общего с причиной, с сутью боли… Это скорее субъективная визуализация сути вещей, понятная только твоему восприятию. Другой человек, имеющий такие же как у тебя способности, сможет увидеть боль совершенно по-другому. Сейчас от тебя требуется совершенно другое! Вспомни тот момент, когда ты ищешь боль. Как ты её видишь, когда находишь?

– О… Это весьма неприятный момент, – невольно поморщилась Ника. – Я… я немножечко, на краткий миг становлюсь тем человеком, которого мучает боль… И на то короткое мгновение ощущаю эту боль в себе.

– Вот, – улыбнулся Учитель, – об этом я и спрашивал. Сейчас в твою задачу входит посмотреть на Лапу. И увидеть ее. Сделай это так, будто ты ищешь её боль.

Он круто развернул Нику за плечи в направлении к лекарке. Ника ни разу не делала этого «по заказу». Не сразу успокоившись, она постаралась сосредоточиться. Сначала совсем ничего не получалось, ведь лекарка не испытывала чувство боли. Страдания человека сильно выделяют его на фоне других людей, и искать боль не нужно… Она всегда впереди человека, на поверхности. Здесь же Нике зацепиться было не за что – боль, будто шар на поверхности воды, всегда была впереди или сверху человека и, скользнув по нему сознанием, можно было за нее «ухватиться». И шар этот манит, будто бы кричит и просит унять чувство боли.

Именно поэтому Ника терпеть не могла больницы. Посетив больницу, Ника чувствовала себя, как выжатый лимон. У нее ломило все тело, как при гриппе. Иногда она несколько дней после посещения чувствовала себя неважно. Там слишком много тех, кому нужна помощь. Как, если в руки попадает пузырчатая упаковочная пленка, так и хочется сжать все, до единого, пузырьки, чтобы они с веселым треском лопнули под пальцами… Но здесь пузырьки – это огромные фиолетовые волдыри на каждом страдальце. Видя их, Ника переживала сама тень или отголосок что ли боли каждого. Если она пыталась кому-то помочь, руки болели потом так, как если бы ударить ладонями изо всех сил по водной поверхности. А если ударять вот так много-много раз, только представить можно – как это больно…

В общем-то Ника никогда не задумывалась что ещё можно найти в человеке… Особенно если у него ничего не болит… Ну вот обычный человек стоит. Можно попробовать… Проникнуться что ли… Как если бы пытаясь почувствовать его боль, став на миг одним целым с этим человеком… Но можно ли это сделать, если нельзя уцепиться за шарик боли?

Ника мысленно прикоснулась к плечу лекарки, врастая самым кончиком восприятия, соединяясь в одно целое… И изумлению её не было предела, когда вдруг получилось… Она слилась на миг с раскосой коренастой женщиной, почувствовала себя ею… Но лишь на миг. Она уже не была собой, чувствуя, что превратилась в отражение лекарки…

И за её плечами, сухо шурша, раскрылись широкие надежные крылья. Затем, она на миг увидела прямо перед собой, как если близко-близко подойти к зеркальной глади лик лекарши. Тот лик, который напрочь скрывался за неказистой её внешностью. Она была прекрасна. Тонкая её белая кожа тихо сияла, будто бы светясь изнутри. На лице её горели звездочками смеющиеся, совершенно синие глаза, с бегущими от них по векам к вискам веселыми лучиками. Хрупкая, почти невесомая. С тонкими, какими-то даже ломкими на вид, будто кукольными запястьями. Изящный её стан казался слишком хрупким для того, чтобы выдержать вес прекрасных её крыл. Хотя и они казались невесомыми… а сами-то крылья! Они соединялись со спиной так естественно, как соединяются с телом руки и ноги. Обычная человеческая спина казалась куцей и недоразвитой, по сравнению с этим великолепием. Широкие перья не походили ни на лебединые, ни на орлиные, ни на ещё какие-либо виданные Никой оперения птиц. Ажурные, почти прозрачные, словно вырезанные из слоновой кости. Они создавали такую сложную конструкцию, что только на первый взгляд их можно было спутать с птичьими. Видение помутилось, Ника отшатнулась назад, как если бы ей стало нечем дышать… Открыв рот, она попыталась вздохнуть всей грудью, но вместо живительного кислорода вздохнула горячий до безумия пар… Ника задохнулась и почти ослепла. Она не чувствовала жара бани… Скорее острый как будто полярный холод, как если бы она неожиданно погрузилась в бассейн с ледяной водой. Ника даже не поняла, а скорее почувствовала на грани сознания, что Учитель вытащил её из жаркой бани на свежий воздух. Оказывается, там было жарко, а она и не заметила. Усадив Нику прямо в траву у бревенчатой стены бани, он сел рядом, терпеливо дожидаясь, пока Ника придет в себя. С нее стекали струи воды, как если бы Нику облили с головы до ног. Ещё полуослепшая, она, откашливаясь от раздиравшего легкие пара, заполнившего казалось всю её изнутри. Отдышавшись, она спросила Учителя:

– Я не поняла…Учитель! То, что я видела… Ту, кого я увидела – это Лапа? Она что же, ангел?! Или это так жара повлияла? Галлюцинация?

Учитель поморщился.

– Давай сразу договоримся, что мы не будем использовать теологическую терминологию. Все гораздо проще. Да, Лапа не человек. Она – существо. Какой ты её увидела?

Ника, быстро приходя в себя, оттерла ладонями мокрое лицо и как можно подробнее описала ее, стараясь не упустить ни одной детали. Учитель слушал её с явным интересом. Затем, кивнув, он резко встал, увлекая мокрую, как курицу Нику за собой. Учитель, обычно невозмутимый, сейчас явно был взбудоражен. Он как мальчишка, стремящийся показать подруге пойманную им раннюю лягушку, тащил Нику за собой с невероятной для уже немолодого человека силой. По пути он объяснял произошедшее, отчаянно жестикулируя свободной рукой.