Изнанка мира
Шрифт:
И наконец вчера, после очередного приступа, Лацци вдруг все понял. Это было его очередное открытие. Догадка, возникшая в его сознании, явилась как раз недостающим звеном всей многолетней работы. Вообще все то, что он сделал для осуществления своей мечты, всегда оставалось только с ним. Ни одна живая душа не знала, какие потрясающие события готовит он человечеству. Лацци думал только о себе. Он что-то потерял, и он обязательно это найдет. Чего бы ему ни стоило. Так надо.
Он полагал, что с людьми не произойдет ничего особенного, если всем им придется вернуться вспять, ну, скажем, на пятьдесят
Правда, иногда Лацци задумывался над последствиями такого изменения куда больше, чем хотел бы. И тогда ему становилось немного не по себе. Его преследовала мысль о том, что все люди вместе и каждый человек в отдельности осознают и учтут уже прожитое в новой жизни. В конечном итоге, может значительно измениться существующее соотношение личностей. Разумеется, были возможны и самые непредвиденные ситуации. Но Лацци успокаивал себя тем, что он непременно добьется своего. Ему повезет. Ему просто не может не повезти.
Он знал, что его цель — словно вечность, олицетворяющая никогда не досягаемое желание. Ею невозможно обладать, даже став бессмертным, так как она была всегда. Вечность больше бессмертия.
Но сегодня Лацци все-таки осуществит задуманное. Он, наконец, достигнет цели. Откроет себя заново. А если не сегодня, то завтра.
Лацци неторопливо повернулся в кресле.
— Дежурный! Надеюсь, вы сможете приготовить пару чашек кофе?
— В такой день — конечно! — ухмыльнулся дежурный, выходя из зала.
Лацци был достаточно умен, чтобы не отреагировать на эту фразу: не хотелось ошибиться случайно. Слишком долго он готовился к сегодняшнему дню.
У Лацци был, конечно же, большой талант. Но он никогда не гордился собой. Он давно привык к своим открытиям. Но он жил в себе и для себя. Все остальные были, в сущности, материалом его эксперимента. Но это был далеко не просто эксперимент. Это была его жизнь. Однако Лацци не понимал, что без всех остальных его собственная жизнь почти ничего не стоила.
Он творил свою новую судьбу, забывая о том, что только во взаимосвязи с остальными людьми его собственная судьба может называться именно судьбой.
Сегодня был выходной. И Лацци еще раз подумал о том, что это как нельзя лучше должно способствовать его успеху. А в успехе он не сомневался.
— Кофе на столе, профессор, — сказал дежурный, поставив поднос на стол.
— Спасибо. Вы очень любезны, — поблагодарил Лацци и взял чашечку.
— Не кажется ли вам, профессор, что вполне хватило бы и одного объема компонентов сжатого пространства? — вдруг выпалил дежурный после очередного глотка кофе.
Лацци поперхнулся. «Что за рвение экономить то, о чем и понятия не имеешь?» — подумал он. Он хотел было отчитать дежурного, но передумал и ответил на вопрос вопросом:
— Это почему же?
— Мне кажется, что, использовав два объема сжатого пространства, вы обязательно проскочите не только свое детство, но и собственный день рождения.
Лацци потерял дар речи. А дежурный продолжал:
— Это создаст сквозные каналы между личным временем вашего бытия и течением автономного времени
— Что вы этим хотите сказать? — наконец выдавил из себя Лацци.
— Я думаю, что в ваши расчеты вкралась функциональная ошибка, — ответил дежурный, уже просматривая калейдоскоп математических знаков, символов, формул и обозначений на многоплоскостном дисплее. Дисплей был включен в целях безошибочной подготовки эксперимента.
— Это очень занимательно, дорогой Главный Дежурный, — начал было профессор, но дежурный перебил его:
— К сожалению, нет. Я считал, что смогу разгадать великую тайну цикличности времени нашей Солнечной системы, но вы… Замкнувшийся в себе человек, который задержал на себе время.
— Что-то я не совсем понимаю вас, и мне…
— Зачем вы это делаете?
— Мне очень необходимо найти себя, — признался профессор.
— Это теперь не имеет никакого значения.
— Что не имеет значения? — Лацци опять растерялся. Становилось очевидным, что дежурный вовсе и не дежурный, а… Нет. Лацци не понимал теперь, кто был перед ним.
— Вся ваша затея никому не нужна.
Лацци наконец увидел, что дежурный был каким-то неестественным. Точно из другого времени. Словно призрак. Чувствовалось, что все им делалось с большим усилием воли, координация движений было нарушена. И как этого он сразу не заметил?
— А!.. Вот и ваша ошибка. Видите? Здесь вы применили формулу для положительно-отрицательных ускорений времени в чистом виде, а для вашего случая разворота времени с последующим противоторможением она видоизменяется. Вот этот коэффициент из соседнего выражения, определяющий степень пустоты пространства, уменьшится вдвое. Поэтому один объем компонентов сжатого пространства необходимо исключить. Стыдно так ошибаться.
— Я проверял свои расчеты на практике… — начал было возражать профессор, но вдруг осекся. Он смолк не потому, что не желал больше спорить. Нет. Он мог доказать свое. У него были весьма убедительные аргументы, и Лацци увидел в дежурном достойного оппонента. Но он был не в состоянии говорить. Незнакомец решительно — вдоль экрана дисплея — указывал на ошибку… Руки! Лацци теперь смотрел на них, словно заколдованный. Это были крепкие и сильные руки. Руки, которые он молниеносно вспомнил и, казалось, помнил всю свою жизнь.
Эти руки когда-то взметнули пучеглазого мальчугана в бескрайнюю высь голубого неба, затем легко поймали его и долго держали на весу. Лацци крепко за них ухватился. Изо всей своей детской силы. Мужчина, улыбаясь и чему-то радуясь, сказал тогда:
— Ничего, малыш. Это я так. На радостях. Время. Понимаешь — время? Мы покорили его, и вот я вернулся. Да не пугайся ты. Понял? Беги себе…
Сильные руки поставили маленького Лацци на парковую аллею, и малыш вдруг заметил тогда на правой руке весельчака страшный шрам с тремя поперечными швами. Мальчика это впечатлило гораздо больше, чем непонятные слова о каком-то времени…